Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти

Частушки – история и душа народа. И какие бы там новшества не появлялись на наших сценах, с песнями из трех слов и набором программной компьютерной музыки, частушка жила и будет жить, пока живы Россия и народ русский. Это неразделимо и неуничтожаемо, ибо вечно.

Середина пятидесятых. Сколько молодых людей буквально из всех республик и областей приехали на освоение новых земель Сибири и Казахстана! Каждый привозил не только умение работать, но и умение петь, играть, организовывать что-то. Шла ускоренная национальная и культурная ассимиляция. Немцы женились на русских и украинках, белорусы на казашках и немках. Все это сближало, объединяло, устраняло недопонимание и не выставляло приоритетов в каких-то национальных вопросах.

С высоты уже прожитых лет могу с абсолютной уверенностью сказать, что на основном, первичном уровне, среди людей никогда не было вопросов, связанных с национальной принадлежностью. Да, ходили анекдоты и песни, рассказы и басни, но, кроме всеобщего добродушного смеха, они никогда ничего другого не вызывали. Потому что замешаны были на добром и воспроизводились не целенаправленно, чтобы кого-то обидеть, а для всех. Именно ребята из российских областей (Воронежской, Рязанской, Владимирской, Горьковской и других) привезли с собой на целину частушку, сразу пленив ею всех – как приезжих, так и местных жителей.

В моей родной Слободзее частушки были не менее популяры, чем в российских селах, поэтому мне, как гармонисту, в те времена не составляло труда аккомпанировать любому частушечному направлению. Ведь частушки бывают разные – веселые и грустные, девчоночьи и женские, мужские и стариковские. Используются при этом десятки мелодий. Каждая область или даже район, часто имели свою интерпретацию известной мелодии или вообще свою мелодию. В большинстве своем, частушки были веселые и лирические.

Люди их любили, особенно местные, им это было диковинно и интересно. И они с нетерпением ожидали наши импровизированные концерты. Не часто, пару раз в месяц, по рации шло сообщение в нашу бригаду: «Передайте Гурковскому, чтоб в эту субботу приехал в МТС, в баню». Это означало, что молодежь нашей центральной усадьбы хочет потанцевать. Мы запрягали бригадную кобылицу в обычный тарантас, а так как в основном ребята были приезжие, то грузились почти все на это транспортное средство, прицепившись, кто, где мог. Двое-трое размещались верхом на кобыле и шагом добирались за 18 километров в Ащелисай, на центральную усадьбу МТС. У меня было два гармоники – одну, купленную вскладчину, я держал в общежитии, вторая, МТСовская, была в бригаде для совершенствования. Мы подъезжали к общежитию, забирали гармонь и ребят, из тех, кто работал здесь, на месте, и ехали к клубу.

Вечерело. В клубе обычно в это время начиналось кино. Фильмы мы почти не смотрели: сперва шли в баню, а потом хотелось просто по-общаться, да еще ублажить местную публику, которая с нетерпением (мы это хорошо знали), ждала наших частушек. Обычно мы выстраивались в шеренгу человек в двадцать-двадцать пять: шли почти вполовину центральной улицы – от клуба до северного окончания ее, и пели. Туда и обратно – километра три. Так как мы шли, не спеша, то как раз успевали вернуться к клубу до конца сеанса.

В темные безлунные ночи зрителей-слушателей не было видно. Они стояли практически у каждого дома, ловили каждое слово. Смею заверить, там было, что услышать. Жаль только, что не хлопали. Неудобно, видимо, было. В светлые лунные ночи они тоже выходили, но стыдливо прятались в затененных местах.

Если частушку исполнять без купюр, то есть, такой, как она была рождена, то много чего можно было услышать. Но ребята старались подбирать то, что можно было петь на грани моральной допустимости, и это им удавалось.

Я всегда шел с гармошкой посредине. Справа – всегда Вася Самоделкин, коренной окающий волжанин, слева – всегда Виктор Морозов, парень из гармошечного города Шуя. Они были заводилами всего шествия. Они начинали, они заканчивали, они заполняли паузы при случайных сбоях.

Порядок был простой. Самоделкин, к примеру, начинает. Спел частушку – за ним тот, кто от него справа, и так – до конца шеренги. Как только спел последний, вступает Виктор, идущий слева от меня. За ним все, кто слева, по очереди. Закончили – опять идем вправо.

Чего только там не услышишь. Я знал сотни частушек разных стилей, так как играл беспрерывно и не по одному разу. Иногда ребята импровизировали и делили частушку на две части. Запевает Само-делкин: «Меня милка попросила не бросать, пока есть сила», а Морозов подхватывает: «Да не брошу, не боись, смотри с другим не завались!» И так далее.