Чтобы душа проснулась

Вот я и решил настойчиво постучаться в двери спящих ваших душ, мои милые дети, постучаться словом отеческим. Оно тоже сильно, особенно когда исходит из любящего, страдающего отеческого сердца, измучившегося о чадах своих. Оно тогда бывает огненным словом, бывает сильным стуком в спящую совесть.

И как хочется, как хочется, чтобы этот стук в двери ваших сердец вы услышали и отозвались на него, бодро бы воспрянули душой от забвения греховного и поднялись навстречу жениху (Мф. 25, 1).

По опыту знаю, как трудно пробуждаться от сна греховного. Тем настойчивее я буду стучать — не один раз, и не два, и не три, и не четыре, а много-много раз, более десятка. Вот почему в этом сборнике и помещается более десятка различных статей, написанных в порядке усиления их нравственного содержания, в порядке всё более настойчивого стучания в двери спящей души.

О, не забыть мне того трагического впечатления, какое испытала моя бедная душа от одного виденного мною случая. Человек проспал корабль, где были его жена и дети, которых должен был он встретить. Но вот пришел долгожданный корабль поздней ночью, он давал несколько позывных гуд-ков, чтобы никто из людей не опоздал. Это была последняя пристань, после которой корабль должен был плыть по бурному, опасному морю. Жена и двое маленьких деток вышли на палубу в надежде увидеть папу.

— Мама, мамочка, вон, вон идет наш папа, — лепетала кудрявая девочка, шевеля кончик голубой ленты, которую ей вплела в косичку мама. И как маленькой Маше хотелось показать эту голубую ленту своему любимому папочке! Мать тревожно вглядывалась в освещенные электричеством улицы и площадь набережной, но мужа не было.

«Что же могло случиться? — думала молодая женщина. — Ведь телеграмму я давно ему послала. Заболел? Командировали куда?» Бедная женщина сильно вздрогнула, когда гудок загудел в третий и... последний раз. Люди еще сильнее забегали на берегу, стремясь не опоздать к отправке.

— Мам, а мам, — дергал за платье маленький карапуз, — а папа скоро придет? Я хочу гостинцев.

Мать все более и более теряла самообладание. Ее лицо передергивала болезненная судорога. Она, бедненькая, даже тихо вскрикнула, когда увидела, что матросы отвязывают канаты. А когда стали убирать трап, бедная женщина зарыдала. Малые детки еще теснее прижались к матери. Они понимали, почему плачет их мама, но отчего так долго не приходил к ним папа, они этого не знали. И вот, когда судно, вздрогнув от движения гребных винтов, тихо отходило от берега, на берегу раздался умоляющий вопль. Кричал, что есть силы, мужчина. Он бежал по берегу, перепрыгивая через бревна, канаты, махал неистово руками и всё кричал, чтобы остановили судно. Ведь там его жена и двое малых деток. Он их не видел целых четыре года и так ждал, чтобы ехать с ними за океан, но — увы! Проспал, и никто не разбудил его. Теперь он их вообще может не увидеть никогда, ибо кто знает, какое будет плавание?..

Капитан с мостика видел всю эту картину и, как бы отвечая на вопросительные взоры пассажиров, только сказал:

— Слишком поздно!

Несколько человек разом рванулись к перилам и едва успели удержать молодую женщину — она хотела сверху броситься в темные воды. Двое малышей — девочка и мальчик — сильно плакали.

«Слишком поздно!»

Вот так мы просыпаем здесь, на земле, течение времени. Просыпаем всё: родные наши уходят в океан вечности, близкие наши ждут нашего внимания, корабль времени дает один за другим сигналы отправки... а мы спим, мы крепко спим!

И кто только разбудит нас?!

А с каким чувством трепета и обиды за себя ты смотришь, чадо мое милое, на эту умилительную картину, где Христос Спаситель в образе странника бездомного стоит у закрытой или даже запертой двери твоего сердца и стучит! И как долго Он стучит! Как долго просится, чтобы ты впустил Его!

Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр. 3, 20). Стучит!

И ты ведь слышишь этот стук. Слышишь, как он глухо раздается извне. Слышишь, и как воет холодный осенний ветер, и как гремит старая железная крыша, и как стонет что-то за окном. Всё ты слышишь.

И вот снова стук.

— Ох, уж этот стук, — сквозь сон цедишь ты, — и кому это только надо, какой это только бродяга бродит в такую непогоду и такое позднее время!

И, перевалившись на другой бок, закутавшись с головой в одеяло, ты снова безмятежно засыпаешь.

А Он всё стоит, и «тук! тук! тук!» всё раздается. О милосердный Бог наш и долготерпеливый, доколе Ты терпишь нашу косность, и когда только Ты достучишься до нашего сознания, чтобы разбудить нас и мы открыли Тебе двери?

Доваляешься, доспишься, доленишься, мой любезный друг, настанет час, что и тебе самому придется стучаться в закрытые двери. Придется.