Чтобы люди помнили

«Первая наша встреча произошла в монтажной на „Ленфильме“. Олегу тогда пришлось расстаться со своими кудрями, и он пришёл ко мне смотреть отснятые материалы с чуть проросшими, вытравленными перекисью волосиками — жёлтенькая такая головка и синие глаза. Сел в уголочек. Очень, очень грустный. Посмотрел и ушёл. И мне почему-то стало жалко его…

В то время он считал себя бродягой и дом не любил. В семье его понимали и не одобряли. (Даль жил в Москве с матерью и сестрой. — Ф.Р.) Вообще он удивительным образом не походил ни кого из родственников…

Затем была съёмочная экспедиция в Нарве. Жили мы в одной гостинице через номер. Среди „киношных“ барышень существовала установка: „В актёров не влюбляться“. И я стойко следовала ей. А потом в ресторане праздновали мой день рождения, и Олег подсел за наш столик. Мы танцевали, но ушла гулять по городу я с другим.

Возвратилась в гостиницу под утро. В холле дорогу перегородил длиннющий субъект, спящий под фикусом. Это был Даль. Попыталась разбудить, а он: „Не трогайте… Здесь моя улица…“ Стала поднимать его, и мы упали вместе. Вот смеху было… Потом долго сидели у окна, смотрели на просыпающийся город.

Но однажды он очень меня разозлил. После того как я проводила маму из Усть-Нарвы в Ленинград, я позвонила ей, чтобы узнать, как она доехала. Было уже очень поздно. Мама сказала, что всё хорошо, только её удивил телефонный звонок нашего друга Г.А. Бялого, который спросил: „У вас всё в порядке?“ — „А что, прошёл слух, что я умерла?“ — „Нет, хуже… Что вас арестовали“. Я страшно перепугалась и утром решила, что должна ехать в Ленинград. На автобус билетов уже не было. Я уговорила какого-то мотоциклиста подвезти меня. Побывав дома, я успокоилась и на следующий день вернулась обратно. Очень устала (кроме всего, в коляске мотоцикла я ехала под проливным дождём) и рано легла спать. Разбудил меня стук в дверь — была уже поздняя ночь. Маханькова (соседка по номеру. — Ф.Р.) подбежала к двери, спросила, кто там. „Елизавета Апраксина здесь? Откройте!“ Она открыла — на пороге стоял милиционер. Евгения Александровна растопырила полы своей ночной рубашки и, перекрыв вход, сказала: „Я её никуда не пущу“. Но я оделась и пошла за милиционером. На переднем бампере милицейской машины сидел Олег. Оказывается, это он попросил милиционера вызвать меня. Я набросилась на него почти со слезами, рассказала о моей поездке в Ленинград, о пережитом страхе за маму.

Утром, придя завтракать, первое, что я увидела, был растерянный, извиняющийся Даль с большим букетом цветов. Узнав об этой истории, Григорий Михайлович огорчился из-за моего невольного ночного страха, но Олега сразу простил. Он вообще ему многое прощал, он его любил…

Олег ухаживал за мной все съёмки. Затем пригласил в гости в Москву в „Современник“. Я рискнула, поехала. С вокзала позвонила прямо в театр, попросила позвать Олега Даля. Услышав в трубке знакомый голос, представилась. „Какая Лиза?“ — услышала в ответ. Я страшно обиделась. Так и уехала обратно в Ленинград, не посмотрев спектакль.

Через несколько месяцев, когда встретились снова на „Ленфильме“, выяснилось, что я оторвала его тогда от репетиции. Трогать Даля в такой момент — трагедия. Но я-то тогда об этом не знала. В этот приезд он впервые остался ночевать у меня. Но я не была ещё влюблена. Сказывалась дистанция…

Олег сразу подружился с моей мамой — Ольгой Борисовной и называл её Олей, Олечкой. Её отец, мой дед — Борис Михайлович Эйхенбаум — был знаменитым литературоведом, профессором, учителем Тынянова, Шкловского, Андроникова. Когда деда не стало, я думала, что таких людей больше нет. И вдруг в Олеге я открыла похожие черты.

Он довольно старомодно попросил у мамы моей руки. Это случилось 18 мая 1970 года. На следующий день он улетел с театром „Современник“ в Ташкент и Алма-Ату на гастроли…

То, что я попала на фильм „Король Лир“, сыграло в моей жизни огромную роль. Для меня до сих пор есть в этом что-то мистическое: если бы этот фильм снимал не Григорий Михайлович, а кто-то другой, но снимался бы Олег — мы бы не стали мужем и женой. Что-то тут было… Я помню приход Григория Михайловича на очередной просмотр материала и его слова, обращённые ко мне: „Лиза, какой у нас вчера был Олег на съёмке!!!“ Я подумала тогда — почему Козинцев говорит об этом мне, может быть, он что-то знает больше меня? Тогда у меня самой ещё не было никаких серьёзных мыслей о нас с Олегом…

Почему я вышла за Олега, хотя видела, что он сильно пьёт? С ним мне было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Каким-то внутренним чувством ощущала: этого человека нельзя огорчить отказом…»