Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий

Завершает труды «Вводная библиография по русской и сравнительной зоокультурологии». В выборе тематики, оформлении разделов библиографии ее составители Н. Боярская и Л. Геллер следовали многоаспектной практике В. Л. Дурова. Так, в библиографии соседствуют разделы «Естественные науки», изучающие животных и человека, – биология, зоология, медицина, евгеника, биогенетика и т. д., и «Гуманитарные науки», изучающие историю и философию биологических наук и сравнительную психологию животных и людей. Библиография, как и весь проект, еще находится в начале разработки: одни разделы представлены в набросках, другие – в черновых вариантах, о третьих сказано, что они готовятся к изданию. Конечно, это открывает простор и критике, и советам, и частным пожеланиям со стороны. Например, мне бы хотелось, чтобы в библиографии нашли отражение по крайней мере две сферы, где животных привечали задолго до Владимира Дурова. Во-первых, это декоративно-прикладное искусство с деревянными, металлическими и керамическими (в том числе фарфоровыми, фаянсовыми, стеклянными) статуэтками зверей, расписными ковриками (с лебедями, медведями, оленями и т. п.), зверюшечьими обоями в домашнем интерьере, по которым так легко прочитываются идеологические, вкусовые и материально-технические перемены в жизни человека – один Императорский (Ленинградский) фарфоровый завод может такой материал представить! Во-вторых, это музыка – инструментальная, оперная и особенно балетная – Мусоргского, Чайковского, Римского-Корсакова, Лядова, Стравинского, Прокофьева, И. Морозова и Р. Щедрина, создавших столь характерные образы животных всех видов и мастей, что их постоянно заимствуют другие виды искусства.

Другие пожелания скромнее: например, чтобы в разделе «Литературоведческая и вспомогательная литература» были названы статьи и книги о бабочках В. Набокова, осах и пчелах – О. Мандельштама, о мухе-цокотухе – К. Чуковского, о золотом петушке и золотой рыбке – А. Пушкина, о сбежавшем из блистательного цирка в темный лес медведе – Ю. Казакова, равно как и о других тварях русского бестиария, известных филологам и литературоведам. Хотелось бы также, чтобы в секции «Фольклор» составители упомянули работы об анекдотах о животных в русском городском фольклоре, а в секции «Кинофильмы» различили научно-документальные, игровые и мультипликационные фильмы о животных, и чтобы в разделе «Критическая и теоретическая литература на иностранных языках» труды давно «обрусевших» иностранцев (канадца Эрнеста Сетон-Томпсона, немца Альфреда Брема, австрийца Конрада Лоренца) были представлены и в русских переводах.

Сборник «Утопия…» еще находился на Дрогобычском печатном дворе, когда в Лозанне состоялся второй симпозиум по репрезентации животных в русской культуре, о чем в «Новом литературном обозрении» (2007, № 85) рассказал один из его участников. От первого симпозиума, где были только швейцарские хозяева и российские гости, второй отличался большим числом участников из многих европейских стран и большим разнообразием исследовательских интересов. А это лучшее свидетельство популярности и притягательности проекта, начало которого так искусно представили его первые участники и авторы «Трудов Лозанского симпозиума 2005».

Опубликовано: “Новый Журнал”: № 250, 2008.

Русский век: сто лет русской повседневной частной жизни

Russian Century: A Hundred Years of Russian Lives, edited by George Pahomov, Nickolas Lupinin.

Lanham: University Press of America, 2008, 329 p.

«Русский век» – учебное пособие, представляющее собой сборник избранных отрывков из рассказов частных людей об укладе повседневной жизни в разные времена XIX–XX столетий. Составители хрестоматии Георгий Пахомов и Николас Лупинин – многоопытные университетские преподаватели, читающие курсы по истории и культуре России. Они хорошо помнят, что в XX веке основной упор делался на изучение «советологии», то есть советской идеологии, проникавшей во все сферы жизни. Но исследование всех этих сфер сводилось к минимуму и ютилось где-то на периферии изучения культурной истории России/СССР. Что же касается сферы быта, «повседневной, частной жизни», ее просто не замечали и обходили молчанием. Исключение делалось только для людей, репрессированных на разных стадиях советского режима. Их судьбы изучали так, что в итоге возник хорошо разработанный раздел исследования советской истории – «жертвология» (неологизм принадлежит составителям хрестоматии. – Ж. Д.).