Чтобы всегда по справедливости

А нет, чтоб рассудить по справедливости. Ведь как он ждал дядю с его рассказами! Как ждал! И не разноцветные перья ему нужны. Не зубы крокодиловы. Вот убежит он сам в какой-нибудь морской порт, проберется на корабль и спрячется в трюме. А корабль выйдет в открытое море, и моряки уже не высадят беглеца на берег, когда обнаружат его. И никто там не будет его ругать, а будут только по-флотски похлопывать по плечу да нахваливать: «Молодец, наш товарищ юнга Михаил Громов!»

Можно ли прожить без вранья?

Размечтался Миша, притаившись на сеновале. И вдруг услышал внизу какое-то бормотание.

«Верка!» — подумал он и приник к щели.

Так и есть. В соседнем сарае, стоящем вплотную к их сеновалу, на дырявом старом кресле сидела, поджав ноги, конопатая Верка в синем платье. Что-то бормоча, она жестикулировала, будто с кем-то разговаривала. Но, кроме нее, в сарае никого не было.

«Опять беседует», — решил Миша и, отодвинув доску, спрыгнул в Веркин сарай.

Этот лаз они открыли очень давно, еще «с до школы». И Вера нисколько не удивилась, увидев перед собой Мишу. А он, усевшись у двери на чурбаке, спросил вместо приветствия:

— Беседуешь?

Она кивнула.

В темный, пыльный сарай она залезала всегда, когда ей хотелось говорить со своим Советчиком-Беседчиком. Так звали крохотного человечка, которого Вера выдумала. Выдумала очень давно, когда была совсем маленькая. И Миша тогда был тоже маленький и верил, что человечек существует. Забираясь в сарай, он слушал, как Вера разными таинственными заклинаниями вызывает Советчика-Беседчика и беседует с ним.

Потом Миша подрос и понял: Советчик-Беседчик — это просто Верина мечта. Но он не стал смеяться над Веркой, а по-прежнему приходил сюда, слушал ее и удивлялся, как она сообразила придумать такого хорошего всезнающего друга.

У Веры был неродной отец. Миша слышал, что Иван Григорьевич — неплохой человек, да и Вера на него никогда не жаловалась. И все-таки она чувствовала себя в семье неважно. У отчима была своя дочка Нина, она училась в девятом классе, считала себя уже взрослой, на Верку покрикивала. Мама и отчим не обижали девочек, но каждый из них старался, наверное, показать, как хорошо он относится к неродной дочери. И вот мама баловала Нину, а отчиму говорила: «Не порти мне Веру!» И сама была с Верой строгая сверх всякой меры. «Я, говорит, по справедливости». Но Вере обидно: с Ниной мама добрее, чем с ней. А Нина быстренько поняла: если ей отец что-нибудь не разрешает, она сразу к Вериной маме. Короче, подлизывалась. Вера же к Ивану Григорьевичу подлизываться не хочет. Вот ей и сиротливо в доме, вот почему она и выдумала себе Советчика Беседчика.

Миша понял, что и сейчас дома у Веры произошло что-то такое, отчего ей захотелось вызвать своего доброго человечка на задушевную беседу. Только расспрашивать он не стал — захочет, сама расскажет. И действительно она рассказала.

— Знаешь, — начала она, — позавчера вечером Нинка пришла домой поздно, отчим отругал ее. «Больше не пойдешь!» А вчера она опять попросила ее отпустить. «Нет», — сказал отец. Тогда она к маме подластилась. «Мамочка Катя, мне надо Зою проводить»… Ну мама и сказала Ивану Григорьевичу: «Пустим подругу-то проводить». Отпустили. А потом мама меня за, хлебом послала, и я эту самую Зойку встретила: никуда она уезжать и не собиралась! Понимаешь? Наврала, Нинка и всех обманула. Я ей сегодня так и сказала: «Что же ты, говорю, всех бессовестно обманываешь!» А она засмеялась: «Без вранья, говорит, не проживешь!» — «Неправда!» — сказала я. А она глаза прищурила: «Ах, неправда? Тогда скажи — отпустили бы меня, если б не наврала? Да ни за что бы не отпустили? Зато я с Вадимом увиделась. Он скоро уезжает навсегда учиться в другой город. Или, по-твоему, я не должна была с ним в последний раз увидеться?» — «Ну, должна», — ответила я, а она сказала: «Ага! Вот и молчи. Потому что все по справедливости получилось». — «Какая же это справедливость, если вранье?» — «А это уж ты как хочешь понимай!»

— Вот я и не понимаю, — закончила Вера свой рассказ. — Как можно от других справедливости требовать, а самой нахально врать! Это ведь тоже несправедливо?

— И что же твой Советчик говорит? — спросил Миша серьезно.

— А он говорит, — тоже совершенно серьезно ответила Вера, — что без вранья жить все-таки можно.

— Так ведь не пустили бы Нинку!

— А кто это сказал? Сама Нинка так думает? Ну, рассердился бы на нее отец, верно. А если бы она ему честно объяснила, зачем ей нужно, он все-таки обязательно ее отпустил бы. Это уж я тебе точно говорю.

— Ну да — жди! — сказал Миша. — Если бы все так просто было, никто бы тогда и не врал.

— Вот и врут от страха. Страшно, что не поймут да не сделают, как тебе хочется. Вот и врешь.

— А я от другого вру, — сказал Миша.

— Отчего?

— А чтобы меня не наказывали. Сделаю что-нибудь не так, потом выкручиваюсь. Не всегда, конечно. Но бывает.

— Так это все равно — от страха. Боишься, что попадет. А по справедливости — если что сделал не так, все равно ведь надо отвечать?

— Ну, надо.

— Вот и врать нечего. Все равно накажут.