Чтобы встретиться вновь

– Это… эта моя репутация. Не буду делать вид, что ее не существует. Но… сплетни… все то, что ты слышала… – Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, снова открыл. Ее прекрасное лицо плыло перед ним, лоб напряженно наморщился. – Все это преувеличено. Клянусь, Лилибет. Очень, очень преувеличено.

– И почему я должна тебе верить?

– Я клянусь, Лилибет. Клянусь своей честью. – Он сомкнул пальцы на ее ладони. Она посмотрела вперед, на Филиппа среди виноградных лоз, и снова перевела взгляд на Роланда. – Клянусь, – прошептал он.

Лилибет покачала головой, повернулась и пошла дальше.

– Я выяснила, что сплетни обычно неточны в деталях, но редко ошибаются в главном.

– В моем случае они ошибочны во всем. В моем случае сплетни – это то, чего я добивался.

– О, брось, – засмеялась она. – С какой стати человек вдруг начнет создавать себе репутацию распутника, не наслаждаясь таким поведением в действительности?

– У меня есть на это причины.

– Ужасно убедительно. – «Я говорю тебе правду, милая, только не могу сказать почему». Да уж, очень здраво.

Но руку не выдернула, теплую и слегка влажную, и даже чуть-чуть пожала ее в ответ.

– Неужели ты не можешь хотя бы капельку поверить в меня? – спросил Роланд.

Филипп резко развернулся и побежал к ним. Лилибет уронила свою руку, как камень, оставив ладонь Роланда пустой и мучительно жаждущей ее прикосновения.

– Я научилась, ваша милость, – произнесла она едва слышно, – верить не словам, а поступкам. – И обратилась к Филиппу: – Что ты мне принес, милый?

Филипп замотал головой и протянул сжатые вместе ладони к Роланду.

– Это не для тебя, мама. Это для лорда Роланда. Посмотрите! Это кузнечик!

Он чуть-чуть раздвинул пальцы. Роланд заглянул внутрь.

– Ого! Вы только на него гляньте! Не меньше дюйма в длину!

– Его зовут Норберт, – заявил Филипп, любящим отцовским взглядом рассматривая кузнечика. – Я сделаю для него клетку, набью ее травой и поселю его в моей комнате.

– В нашей комнате, – поправила его Лилибет, – и ничего подобного ты не сделаешь.

– О, мама! Пожалуйста! Он очень воспитанный кузнечик! Дал мне поймать себя вообще запросто!

– И тем не менее. Никаких дюймовых насекомых в моей комнате, будь так добр. Даже самых воспитанных.

Нижняя губа Филиппа задрожала.

– Пожалуйста, мама! Я сам буду его кормить!

– Послушай-ка, – вмешался Роланд, не в силах видеть эту дрожащую губу. – Я с радостью поселю твоего маленького приятеля у себя. У меня нет возражений против дюймовых насекомых. Надежная клетка – и все.

Лицо Филиппа просияло.

– О, сэр! Правда? Вы его правда возьмете?

– С удовольствием, – подтвердил Роланд, – только в надежной клетке.

– Право же, лорд Роланд, в этом нет необходимости, – сказала Лилибет.

Он улыбнулся ей.

– Моя дорогая, это совершенно необходимо. Каждый молодой человек должен иметь домашнего любимца. Почему бы не кузнечика?

– Это правда, мама! Норберт будет чудесным домашним любимцем!

Роланд поднял руку и начал загибать пальцы:

– Мяса не требует. Ежедневных прогулок не требует. Никакой шерсти на мебели. Никаких луж на обюссонских коврах. – Он торжествующе потряс сжатым кулаком. – Очень подходящий любимец. Даже и не знаю, почему я сам не завел себе стадо таких. Или… или их должна быть стая?

Лилибет уже хохотала.

– Ну, замечательно. Но вам придется разбираться с клеткой самостоятельно. И будьте так добры, клетка должна быть очень надежной.

– Думаю, мы справимся с этим, правда, Филипп? – Роланд хлопнул мальчика по плечу.

– Да, сэр! Я уверен, Абигайль поможет нам достать проволоку для цыплят. – Филипп помчался вперед по проходу. Его голос слышался все слабее. – Думаю, я выдрессирую его для блошиного цирка!

– О Боже, – выдохнула Лилибет.

Роланд снова взял ее за руку. Она не стала сопротивляться. Они приближались к концу ряда. Еще чуть-чуть, и они окажутся на открытом пространстве, и между ними и выложенным плитками кухонным двориком останется только небольшой лужок.

– Мы увидимся снова? – негромко спросил он.

– Зачем? – Она издала нервный смешок. – Еще одна попытка соблазнить меня?

– Если хочешь. Я буду счастлив повиноваться.

Еще один смешок.

– Ты очень стараешься, правда?

Филипп скрылся за виноградными лозами. Роланд остановился и повернулся лицом к Лилибет, взяв ее за другую руку тоже. Ее ладони были гладкими и хрупкими под его пальцами. Где-то по дороге у нее слегка сбилась набок шляпка. Он протянул руку и поправил ее, задев щеку большим пальцем.

– А у меня получается? – спросил он. Сердце в груди колотилось, ожидая ее ответа.

Ее взгляд на мгновение опустился на его губы.

– После обеда, – сказала она. – Я попрошу Франческу посидеть с Филиппом. Или Морини.

– Кто такая Морини?

– Экономка. Она не будет против.

Лилибет слегка задыхалась, ладони ее напряглись. От ее кожи пахло лавандой, дыхание было сладким. Розовые губки неотразимо манили.

В самом деле, зачем сопротивляться?

Прежде чем она успела запротестовать, он взял ее лицо в ладони и впился в губы – не легко, не вопрошающе, а так, словно пожирал нежную мякоть персика изнутри. Он ласкал ее язык, рот, атласную гладкость щек. Он вдыхал ее запах, как наркотик, несущийся по венам.