Чтобы желания сбывались

— Хулиганы какие-то сок разлили, — нехотя ответила уборщица.

Кирочку это простенькое объяснение не удовлетворило; она обратила внимание на странным образом изуродованные упаковки, валявшиеся на полу. Они были разлохмачены так, словно их взрывали, опуская внутрь мощные петарды.

— Ничего себе… — пробормотала она. — Разлили…

Вернувшись к машине, она снова включила регистратор. Пик пропал. Даже в режиме ожидания прибор показывал, как обычно, только незначительные всплески фоновой активности; зелёная ниточка дёргалась вблизи нуля, иногда слегка выгибаясь вверх.

— Будем пока считать, что тебя взглючило… — дружелюбно обратилась Кирочка к регистратору, это от Аль-Мары она переняла дурацкую привычку разговаривать с техникой, — …едем дальше. И она отправилась патрулировать улицы.

10

Мальчишки быстро пересекали парк.

— Давай присядем, у меня голова что-то кружится, — сказал Эрн.

Он был очень бледен и чувствовал постепенно нарастающую слабость во всём теле, почти такую же, как и несколько дней назад, после взрыва на ТЭЦ. Томми тоже не прочь был отдохнуть; он до сих пор не до конца оправился после побега из гипермаркета. Они сели на парковую скамейку. Эрн в изнеможении откинулся на спинку и запрокинул голову. Тоненькая жилка быстро-быстро дёргалась на сливочно-нежной шее.

— Томми… — выдохнул он, — …а Томми? Скажи, ты тоже это видел? Потоки фруктов, которые валились невесть откуда?

Томми кивнул.

— Значит, что я всё-таки не сумасшедший… Но тогда что это всё означает? Кто я, Томми? Боже мой… Кто я?..

Эрн почувствовал на себе взгляд приятеля и встретился с ним глазами. Томми смотрел на него неотрывно, подозрительно, но молчал.

— Ты думаешь, сегодняшнее происшествие в гипере как-то связано со мной, да, Томми? — спросил Эрн с ужасом и надеждой.

Приятель молчал. И молчание это было жутким: недоверчивым, чужим. А в глубине глаз Томми промелькнул, всего на миг — но Эрн заметил, и это привело его в отчаяние — страх, самый настоящий, такой, какой всегда испытывают люди, сталкиваясь с неведомым и смертоносным. С этого момента Томми перестал — Эрн был в этом абсолютно уверен — быть его другом; теперь он его боялся…

— Я не знаю… — еле-еле выдавил из себя Томми. — Мне домой, кажется, уже пора. Меня ненадолго отпустили.

Он повернулся и, шурша кроссовками по крупному песку, непривычно быстро зашагал прочь.

Эрн уткнулся лицом в коленки и заплакал. Ему больше ничего не оставалось… Он всхлипывал, тёр свои прекрасные глаза футболкой, длинные ресницы его слиплись, хорошенькое личико покраснело… В его слезах было заключено всё безнадёжное отчаяние существа, разом лишившегося всех своих прежних представлений о мире и о себе самом.

И в этот сложный переломный момент жизни Эрн неожиданно ощутил нежное прикосновение чьей-то руки к его затылку. Сперва он решил, что это вернулся Томми, но потом понял, что рука женская. Другой мальчик не способен был бы прикоснуться так удивительно тепло и мягко, обволакивающе ласково…

Он поднял глаза. Около скамейки стояла очень красивая женщина. Блондинка. Она смотрела на него одновременно и встревоженно, и радостно. Потом снова погладила по голове. И никогда ещё не было в жизни Эрна ничего приятнее этого прикосновения.

— Не плачь, милый, — сказала блондинка, — и ничего не бойся. Всё хорошо. Я твоя мама…

11

— Есть ли хоть одна причина, по которой я должен вам верить? Это какие-то небылицы… — сказал Эрн, выслушав рассказ своей матери, Магистра Голубой Грозы, о некрасивом грузчике из гипермаркета и девушке, появляющейся из ливня, о корзине, оставленной на подоконнике двенадцатого этажа, и о Тайне, которая все эти годы не позволяла Эрин видеться со своим сыном.

— Ты можешь спросить об этом у своего отца… — ответила она.

— Не думаю. Он всегда говорил, что моя мама растаяла, растворилась в дожде… Ведь растаяла лучше, чем бросила… Правда?

— Я не бросала тебя, сынок, пойми… Пока ты был маленький, я часто приходила поглядеть, как ты спишь на балконе в коляске, просто мне нельзя было показываться тебе на глаза, — Эрин присела на лавочку рядом с Эрном и обняла его за плечи, — таков закон Круглого Стола, и не в наших силах изменить его. Зато теперь, когда проявилась твоя Сила, мы с тобой сможем наверстать упущенное…

— Вряд ли, — сказал Эрн грустно и поднялся со скамьи, — это же вчерашний день искать… Ты что, мама, сумеешь подарить мне воздушные шарики на тот день рождения, когда мне исполнилось три года? Или отведёшь меня пятилетнего в зоопарк? Или посетишь то родительское собрание в прошлом году, на котором всем показывали мой неприличный рисунок? У Томми всегда была мама. Она у него была зануда, столько всего запрещала и никогда не пускала никуда, но она каждый день целовала его перед сном и делала ему на завтрак сырники. И я всю жизнь ему завидовал, понимаешь?

Эрин опечалилась. Разумеется, она не надеялась, что повзрослевший сын сразу бросится в её объятия, но и такого решительного отпора она не ожидала.