Чуб земли. Туланский детектив

Потом было утро, новая порция травяного чая, дележка предпоследней шоколадки и последнего дворцового пирога, черствого, как подошва, но все еще вкусного. Припасы наши как-то неожиданно подошли к концу. В то утро Лаюки с ужасом обнаружила, что забыла уложить в рюкзаки три из четырех заранее приготовленных свертков с едой, а Моти практически в слезах покаялся, что оставил в хижине своей зазнобы почти весь шоколад. Любовь делает людей великодушными и нерасчетливыми, известное дело.

Надо отдать должное Королю: он даже не нахмурился. Объявил, что мы вполне можем промышлять охотой и рыболовством, дескать, не впервой. Тем более, добавил он, припасы всегда заканчиваются раньше, чем путь, проверено опытом многочисленных экспедиций. Очевидно, это один из малоизученных законов природы: даже если везти за собой целый обоз с продовольствием, однажды ночью этот самый обоз увязнет в болоте — и прощай сытая жизнь! Так что лучше уж просто забыть припасы дома — меньше хлопот.

Виновники надвигающегося голода поняли, что проклинать их никто не собирается, и заметно приободрились, а я тут же принялся оглядываться по сторонам в поисках съедобной растительности. Охотником я никогда в жизни не был, зато инстинкт собирателя во мне неистребим. Даже в Ехо я регулярно умудрялся возвращаться домой с полными карманами мелких уличных груш, случайно обнаруженному в двух кварталах от дома кустарнику с ягодами радовался куда больше, чем регулярной выдаче жалованья, а когда поселился в Новом Городе, где жилые дома, как правило, окружены небольшими садами, повадился совершать тайные набеги на соседские посадки. Столичные жители все равно не интересовались жалким своим урожаем, а для меня нет ничего вкуснее, чем кислый фрукт неизвестной породы, выросший за чужим забором.

Словом, необходимость добывать еду в лесу казалась мне скорее дополнительным развлечением, чем серьезной проблемой. Оставалось надеяться, что в лесах Муримаха произрастают не только вурдалачьи ягоды, но и совершенно безвредные плоды.

Полдня я досаждал своим спутникам, вынуждая их читать мне лекции о вкусовых качествах и полезных свойствах разнообразной лесной растительности. Однако из этого вышел толк: я понемногу разобрался в местной ботанике, и когда на закате леди Лаюки удалось подстрелить из рогатки Бабум зверька, похожего на зайца, но с огромными, круглыми, как у Микки-Мауса, ушами, я вручил ей охапку ароматных трав, с которыми, пожалуй, даже мои стратегические пакетные супчики вышли бы вполне съедобными. Впрочем, их я пока оставил в рюкзаке, на совсем уж черный день.

На следующий день никакого зверья нам не попалось, но мы не унывали. Разобрали рюкзаки и нашли там немало интересного: несколько конфет, сверток с сырными коржиками, полдюжины сухарей и одинокую сырокопченую колбаску, твердую как камень но, как выяснилось, чертовски вкусную.

Поскольку боги охоты за что-то на нас прогневались, потом пришел черед пакетных супчиков. Вопреки моим опасениям, отравителем меня не сочли. Напротив, мои избалованные, казалось бы, дворцовой кухней спутники наворачивали разбавленные кипятком и сдобренные лесными травами концентраты так, что за ушами трещало, и провозглашали меня своим спасителем — причем с куда большим энтузиазмом, чем в тот день, когда я действительно спас нашу экспедицию от серьезных неприятностей. Но чудесная кормежка, в ходе которой можно без всякого колдовства худо-бедно насытить четырех взрослых людей одним маленьким пакетиком, впечатлила их куда больше.

За полдюжины дней мы трое изрядно осунулись и обзавелись короткими колючими бородками. Только облика леди Лаюки не коснулись романтические перемены. Я окончательно сдружился со своими спутниками; трудно было представить, что еще дюжину дней назад мы с Моти и Лаюки вовсе не были знакомы. Король, впрочем, упорно продолжал обращаться ко мне на «вы», но это вежливое обращение было единственным напоминанием о разделявшей нас иерархической пропасти. В настоящее время его неутомимость, неизменно приподнятое настроение и чудесная способность лазать по деревьям за орехами казались мне куда более важными свидетельствами исключительности Его Величества Гурига Восьмого, чем Королевская шляпа, красовавшаяся сейчас, как я понимаю, на голове его двойника.

Скудные трапезы не то чтобы всерьез омрачали нашу жизнь, но, чего греха таить, все мы изрядно ошалели от такой суровой диеты. Нечего и говорить, что, когда лес поредел, а вдалеке показалась зеленая островерхая крыша усадьбы, мы не просто прибавили шагу, а перешли на галоп. Нам мерещились сочные окорока, хрустящие пироги и призывное бульканье наваристого супа. Даже леди Лаюки утратила обычную невозмутимость, а уж о нас-то и говорить нечего.