Чучело

Зазвенели стекла. Это из-за самолетов. Они часто здесь летали. Они летели за горизонт, туда, где сейчас шла война. Мне никто не рассказывал о войне, и с кем она велась, но то, что настали страшные и темные, временя, я и без этого понимала.

– Ты слышала про карцер? – спросила меня миссис Лафайет. – Представляешь, что это такое?

Я отрицательно замотала головой. Звучит страшно, но про карцеры я ничего не слышала.

– Значит, у тебя все впереди, – сказала надзирательница. – Если будешь плохо себя вести. Перевоспитание бывает очень болезненным. Тяжелым. Но оно необходимо. Ты поняла меня?

– Поняла, – ответила я и шмыгнула носом. Снова потекли сопли. Это от холода. – Я постараюсь вести себя хорошо, миссис Лафайет.

– Я на это надеюсь.

Коридор разветвился, и мы свернули направо. Левое крыло принадлежало отделению мальчиков. И туда, заходить было запрещено, так же, как и мальчикам, было запрещено входить в крыло девочек.

Перед нами возникла огромная дверь с табличкой: «Отделение девочек». Надзирательница сняла с пояса связку ключей, и одним из них, тот, что был больше других, отперла дверь. Петли двери пронзительно заскрипели, и вскоре, мы оказались в отделении.

Это был тот же коридор, но по обе стороны он имел множество спален. Оттуда выглядывали дети и с любопытством глазели на меня. Я была новенькая, а новенькие всегда всем интересны. Я слышала, как дети обсуждали меня.

– Это что, мальчишка? – донеслось до меня.

– Накой мальчишка в отделении девочек? – послышалось в ответ.

– Это не мальчишка, – услышала я еще. – Это девочка.

– Какая-то она слишком безобразная для девочки.

– Вспомни себя в первый день, когда миссис Гухтер обкорнала твои волосы.

Я ни на кого не смотрела, и лишь изредка, едва поспевая за широко шагающей миссис Лафайет, выглядывала исподлобья.

– Все по койкам! – закричала надзирательница, и дети тут же подчинились. – Или кто-то захотел провести ночь в карцере?! Я могу вам это устроить. Там сегодня особенно сыро.

Мы дошли до конца коридора и вошли в комнату по правой стороне. Здесь сильно пахло мочой. Кто-то из девочек, очевидно, писался.

– Твое место, – сказала мне миссис Лафайет, указывая на кровать у самой двери. – Под подушкой ночная пижама. Туалет на ночь закрывается, ходить в горшок. Он у тебя под койкой. Утром сама его выносишь. Теперь спать. На ужин ты опоздала, так что до завтра придется поголодать.

Больше Агнесса Лафайет ничего не сказала. Она расправила плечи, оглядела девочек и ушла.

Свет в комнате так и не включили, и пришлось заправлять постельное белье в темноте. Оно и к лучшему – никто не будет на меня глазеть.

Белье настолько прогнило, что рассыпалось, прямо у меня в руках! От любого неловкого движения, оно рвалось.

Девочки еще не спали, и лежа в своих постелях, они о чем-то шептались. Наверное, обо мне. Но я старалась не слушать их, и, покончив, наконец, с пододеяльником, легла, отвернулась от всего мира к стене и разрешила себе немного поплакать. Я думала о своем отце. Он предал меня. Он меня обманул, потому что здесь не интернат для детей, а самая настоящая тюрьма! Я хочу сбежать отсюда.

С этими мыслями я и уснула. Мне снился дом. Мамина спальня. Мама была жива и когда я вошла в гостиную, она уже ждала меня там и рассказала, что вылечилась. Болезнь ушла. Стоя в дверях гостиной, и не в силах сделать к матери даже шага – я рыдала.

– Не плачь, – шептала мне мама. – Ты сильная, Гвенни. Я очень люблю тебя, доченька, но ты должна потерпеть.

Я молчала и плакала.

Глубокой ночью, меня разбудил странный звук.

Я проснулась и какое-то время не могла понять, где нахожусь. Гостиная нашего старенького дома рассеялась, мама тоже ушла. Остались только слезы на мокрой подушке.

Я подняла голову, там, в темноте кто-то был. Тени. Я видела множество теней. Черные силуэты шептались, подкрадываясь все ближе ко мне. Они хихикали и что-то замышляли и ступали по полу практически бесшумно, как призраки.

Глава третья

Я натянула одеяло до самых глаз, а тени девочек, заметив, что я проснулась, вдруг расселись вокруг меня, кто на мою койку, а кто просто на пол.

– Не бойся, – сказала одна из теней, та, что взгромоздилась у моих ног. Я не видела лица этой девочки, только ее растрепанные волосы, торчащие в разные стороны на фоне голубого окна. – Мы хотим познакомиться. Как твое имя?

Тогда я поняла, что бояться, мне не стоит.

– Гвен Фостер, – ответила я, высовываясь из-под одеяла. – Я новенькая.

– Я, Нелли Кроссман, – ответила тень у моих ног.

– Мне очень приятно, – сказала я.

– Мне тоже.

Вдруг заговорила тень снизу. Я повернула голову и увидела сидящую на полу девочку в огромных очках с очень толстыми линзами.

– Меня зовут Тори Грехэм, – сказала смешная девочка и протянула мне руку.

– Гвен.

Кожа ладони Тори, показалась мне очень грубой, даже мальчишеской.

– Очень приятно. – Тори Грехэм улыбнулась и придвинулась ближе к моей кровати.