Чудаки с Улики. Зимние птицы

По склону релки зацвел шиповник, пионы; ландыш, как первым снегом, застилал землю. Нина рвала цветы обеими руками, ей и ландышей и пионов надо, и не знала, каким цветам отдать предпочтение.

— Утята! — воскликнула она и подняла над головой желтосерого утенка. Он вытягивал шею, свистел и сучил розовыми лапками. — Да тут их много! — кричала Нина.

Нашла она гнездо утки-белобочки, так объяснил гостям Валдай. На яйцах сидели четыре утенка, один другого меньше, грустно посматривая на людей. Эти утята — няньки. Они, как старшие ребятишки, нянчат младших. Снесет одно-два яйца утка и садится парить, через несколько дней еще снесет… Как только появляются на свет первые утята, утка-мать беззаботно где-то летает и плавает, а первенцы терпеливо допаривают остальных утят; потом они вместе покидают гнездо — идут к воде лесенкой: впереди старший, а замыкает шествие самый крохотный.

Утята-белобочки сидели в гнезде горемыками. Разве не обидно им! Другие-то вон уже плавают и гоняются за комарами, а им еще неизвестно сколько придется высиживать своих братьев.

— Бедняжки! — посочувствовала птенцам Нина, погладила каждого утенка.

Валдай шел впереди Нины, выбирал для нее места, где поменьше кочек и кустов. И думал в это время старый егерь: на другом краю страны есть и его взрослые внучки и правнучки… Не помнит он, когда и держал на руках ребенка. До войны промышлял зверя в тайге, после войны вернулся домой — и опять в кедрачи. Так и выросли ребятишки с покойной женой. Где теперь дети, не знает Валдай.

А ведь для них он, в зной и холод, бережет Великую равнину с ее зверями и птицами. Исчезни на земле люди, тогда кому понадобятся лоси и медведи, белки да соболи, кто их видеть будет, кто им порадуется?.. Человек прославляет землю, леса, зверей и всяких букашек. Без человека мир и природа сгинут, так про себя рассуждал Валдай. Теперь Нину с Гошей ведет он, чтоб показать им поселение цапель. А минует время, их дети так же придут весной на Великую равнину. И вечно живой будет равнина…

Среди мари торчали сухие лиственницы, на вершинах ворохами хвороста громоздились гнезда. Сизо-серые цапли молча кружились, изредка взмахивая медлительными крыльями; шеи сложены вдвое, непримиримо торчат клювы, палками вытянуты длинные ноги. Встанут цапли на гнезда и стоят бесконечно долго, словно окаменевшее, торчат сизыми столбиками на высыхающем озере. Возле цапель снуют кулики, бекасы, плещутся утки, а цапли стоят себе неприступно гордые; если какая и шагнет раз-другой — шагнет так, словно кому-то великое одолжение сделает.

— Цапли-то небо слушают, — сказал художник.

— Пожалуй, верно, — согласился с ним Валдай, — поди, что-то слышат и понимают.

— А вы не знаете сказку про цапель? — спросил у спутников художник.

Может, знали, может, и нет, не мешает послушать. Супруги сели на пригорок, Валдай потоптался, огляделся и не сел — стоял в белом, смахивая на громадную цаплю. Вот сказка художника.

Однажды решили цапли, что звери и птицы живут не так, как надо бы. Бегемоты и носороги, например, круглый год сопят да валяются в болоте, потому неряшливые и жирные; и зачем оленю таскать на голове целый куст рогов, хватило бы ему одной пики; медведю без пользы когтистые лапищи — десяток муравьев слопает, а тысячу раздавит, проглотит горстку ягод, а вытопчет всю марь… Словом, повсюду цапли видели непорядок и распущенность. Задумали они по-своему переделать мир лесов, полей и лугов.

Надели цапли мундиры стального цвета, ссутулились, нахохлились для солидности и отправились по зверям и птицам: строптивых запугивали землетрясением, ледниковым холодом. От долгой ходьбы ноги у цапель стали голенастыми, клювы — длинными, потому что цапли совали клювы в каждую норку и гнездо, покраснели у них носы от злости. Звери и птицы жили кому как нравилось, не боялись они конца света и грозы небесной. Тогда цапли сговорились — не замечать земных тварей, молчать во веки веков. С тех пор они селятся на пустынной мари, часами простаивают на отмелях в глубокомысленных позах. В полете кажутся загадочными.

— И на самом деле, в цаплях что-то есть жуткое, — задумчиво сказала Нина, наблюдая за молчаливым полетом великанов.

— Цапель надо наблюдать на утренней заре или в сумерках, — сказал Валдай. — Мудрые, житейские мысли приходят в голову.

Гоша скучно глядел на птиц, сказку художника он выслушал с усмешкой и первым подался к берегу.

Глава четвертая

1

Мимо угодья бобров не проедешь. У самого берега низко посечен молодой тальник, обглодана осинка; на иле и мокром песке перепончатые следы, похожие на утиные, но с отпечатками медвежьих когтей: бобры наторили куда-то в кусты тропу и до глянца налоснили ее широкими хвостами. Валдай не поленился вылезти из оморочки, чтобы проверить, куда же ведет тропа. За густым тальником, во впадине, он увидел залив, сплошь захламленный плавнями; рассекая плавни, на другую сторону залива тянулась светлая полоска воды.