— Мой праздник скоро будет в полном разгаре, — спокойно сказала она.
— Выслушайте меня, донна Микаэла, — сказал он. — Самое последнее, в чем разочаровывается человек, это в самом себе. Нельзя терять веру в самого себя.
— Нет, конечно, нельзя.
Он сделал движение, как бы задетый ее доверчивостью.
— Когда я впервые задумался над собой, — продолжал он, — я легко утешил себя. Произошло несколько несчастных совпадений, думал я, про меня начали говорить, а отсюда пошла и дурная слава. А это суеверие точно околдовывает всех. Встретится тебе человек, и вот уж он уверен, что его ждет неудача; а эта-то уверенность и порождаешь неудачу. Считаться джеттаторе — это несчастие хуже смерти, говорил я себе, но зачем же тебе самому верить в это.
— Это так безрассудно — сказала донна Микаэла.
— Да, разумеется. Почему в моих глазах будет сила, приносящая несчастье? И, думая так, я решил произвести опыт. Я отправился в один город, где меня никто не знал. На следующий день я прочел в газетах, что мой поезд раздавил жедезнодорожного сторожа. Я прожил в отеле всего сутки, когда увидал, что постояльцы разъезжаются, а хозяева в полном отчаянии. Что случилось? — спросил я. — Один из слуг заболел оспой. — О какое несчастье!
Тогда, донна Микаэла, я решил прекратить всякие сношения с людьми. Прошел целый год, и я успокоился. Я спрашивал себя, к чему мне продолжать эту уединенную жизнь. Я такой же безвредный человек, как и другие. Я никому не хотел зла. Зачем мне влачить в заключении жизнь какого-то преступника. Я решил снова вернуться к прежней жизни; тут как-то в коридоре я встретил патера фра Феличе. — Фра Феличе, где кошка? — Кошка? Какая, синьор? — Ну да, монастырская кошка, которая всегда приходила ко мне и пила у меня молоко, где она теперь? — Она застряла в крысоловке. — Что вы говорите, фра Феличе? — Она попала одной лапой в ловушку и не могла высвободиться. Так она и издохла с голоду на чердаке. — Что вы скажете на это, донна Микаэла?
— Разве вы виноваты в том, что кошка околела?
— Да, ведь я джеттаторе.
Она пожала плечами:
— Ах, какие глупости.
— Но спустя некоторое время во мне снова проснулось желание жить. Как раз в это время Гандольфо постучал в мою дверь и пригласил меня на ваш праздник. Почему мне было не пойти? Немыслимо верить самому, что одним своим появлением принесешь несчастье. Для меня было уже праздником, донна Микаэла, достать сюртук, вычистить его и одеться. Но когда я сошел на место празднества, оно было пусто, шел сильный дождь, ваши венецианские фонарики намокли, а у вас самой был такой вид, словно в один день вы постигли все мировое горе. Увидя меня, вы побледнели от ужаса. Я спросил кого-то: — Как фамилия урожденной синьоры Алагона? — Пальмери. — А, Пальмери, так она из Катании. Она узнала джеттаторе.
— Да, это правда, я вас узнала.
— Вы были так ласковы и добры ко мне, и меня так глубоко огорчает, что я испортил ваш праздник. Но теперь я вам обещаю держаться как можно дальше от вашего праздника и вашей постройки.
— Почему вы хотите уйти?
— Да ведь я джеттаторе.
— Я этому не верю. Я не могу этому верить.
— Я тоже этому не верю. И все-таки я уверен в этом! Видите ли, говорят, никто не может совладать с джеттаторе, если не обладает равной ему злой силой. Рассказывают, что один джеттаторе, увидав себя в зеркале, упал мертвым. Поэтому я никогда не смотрю на себя в зеркало. Значит, я сам верю в это!
— А я в это не верю, то есть, мне кажется, я поверила этому, когда увидала вас. Но теперь я этому больше не верю.
— И вы, может быть, хотите, несмотря на это, чтобы я работал на вашей железной дороге?
— Да, да, если только вы согласны.
Он снова подошел к ней, и они обменялись несколькими отрывистыми фразами.
— Подойдите к свету, я хочу видеть выражение вашего лица!
— Вы думаете, я притворяюсь?
— Мне кажется, вы просто хотите быть вежливой.
— Зачем мне стараться быть вежливой с вами?
— Эта железная дорога имеет лично для вас какое-нибудь значение?
— Она означает для меня и жизнь, и счастье.
— Как это?
— Она поможет мне завоевать того, кого я люблю!
— Очень любите?
Она не отрицала этого; он прочел ответ в выражении ее лица.
Тогда он опустился перед ней на колени и так низко наклонил голову, что мог бы поцеловать край ее платья.
— Вы так добры, так добры. Я этого никогда не забуду. С какой радостью я послужил бы вам, если бы я не был тем, что я есть!
— Вы будете служить мне, — сказала она. Она была так тронута его горем, что уже не боялась, что он повредит ей.
Он поднялся с колен.
— Послушайте, что я вам скажу. Вы не пройдете по церкви не споткнувшись, если я буду смотреть на вас.
— О! — сказала она недоверчиво.
— Попробуйте!
Она решила попробовать. Но ей было очень страшно при этом. С тех пор, как она ребенком делала первые шаги, никогда не чувствовала она себя такой неуверенной. И при этом она думала: «Боже, пошли мне пройти, сделай это ради Гаэтано!» И она пошла.
Она прошла не споткнувшись взад и вперед по церкви.
— Хотите, чтобы я прошла еще? — спросила она.
Он кивнул утвердительно.