Старая Ленка Я. рассказала нам о смерти своей сестры Любицы. Когда Любица тяжело болела, родные находились возле нее день и ночь. Но, измотанные необходимостью все время бодрствовать, как-то попросили Ленку, чтобы она одну ночь посидела с больной. Смерть Любицы ожидалась в любой момент. В ту ночь с Ленкой вместе была и Цая, другая сестра. Любица начала говорить: "Вот мой брат Мика" (А Мика, бывший офицером, погиб вместе с королем Александром Обре- новичем). "Мика, дай мне воды попить!" Присутствующие никого не видели, но после этих слов заметили, что Любица сложила рот так, будто воду пьет. Затем она стала разговаривать со своей умершей матерью. У нее больная тоже просила воды и, будто бы напившись, чмокала губами, как человек, утоливший жажду. Потом она внимательно слушала, что ей говорит мать. И вдруг воскликнула: "Ах, мама, это много, много! Неужели целый месяц? Это ужасно долго, много!" После этого отвернулась и замолчала. Когда Цая и Ленка спросили, с кем и о чем она разговаривала, больная ответила: "Это моя мама говорила со мной. Сказала, что я должна так мучиться еще целый месяц. Ах, подумайте только — еще целый месяц!" Это было накануне праздника Архангела Михаила. Как раз в праздник святого Николая, то есть через месяц, Лю- бица отдала Богу свою душу.
Рассказ об умирающем графе
Рассказывала нам игумения из Хопо- ва о покойной игумении Екатерине, ее утонченной духовности.
Та — графского рода, аристократка по крови и по духу. Была хорошо знакома с известным русским философом Соловьевым. Чаще всего говорила о жизни после смерти и ждала смерти с радостью. А у игумении Екатерины был родной брат, граф Андрей Ефимовский, которого она безгранично любила. Но этот брат не имел веры, что сестру ужасно беспокоило, печалило. Она старалась найти брату доказательства, давала разные книги — но все напрасно. Граф Андрей как беженец после российской революции прибыл к сестре в монастырь
Хопово. Здесь он и умер, уже после Екатерины. Однако перед смертью мучился и кричал во весь голос. Крик его был обращен к каким-то призракам, которые нападали на него со всех сторон. Днем и ночью в его комнате дежурили монахини, крестным знамением и молитвами отгоняя мрачные силы от умирающего. В трепете и ужасе испустил наконец он душу свою.
О безбожнике перед лицом смерти
Рассказал нам протоиерей С. Гужвич из Тополы:
"В Тополе жил некий С. М. Он получил образование в Париже, но поскольку принадлежал к роду Караджорджевичей, то во время правления Обреновичей не мог получить никакой должности на государственной службе. Поэтому оставался в Тополе, где жил в своем доме. Этот человек в Париже утратил веру в Бога и ни во что не верил, да к тому же еще публично, перед людьми, всегда и всюду высмеивал веру Божию. Но он заболел и оказался на смертном одре. Тогда позвал протоиерея Джорджевича, чтобы исповедаться, и рассказал: "Является мне постоянно кто-то и наказывает: исповедайся и покайся, иначе не сможешь ни умереть, ни жить". Тогда протоиерей Джорджевич исповедовал и причастил его, после чего С. М. легко испустил дух".
О страшной смерти грешницы
Одна крестьянка из Валева рассказывала нам о смерти своей соседки:
"Живаничи — люди богатые, на виду. Но никто из них и думать не хотел о Боге, о душе. В церковь они не ходили, постов не соблюдали, милостыни не подавали. На днях умерла А., женщина их рода. Смерть ее, как и вся жизнь, заслуживает того, чтобы о ней рассказать. В молодости она бегала за многими мужчинами. Запутала и своего деверя, который впоследствии из-за нее покончил с собой. Со своим мужем она не разговаривала целых четыре года. Сама рассказывала, как душила и травила своих детей в утробе, чтобы не родились. Муж ее умер в Страстной Понедельник этого года. Когда он болел, жена к нему даже подойти не хотела, хотя и я, и многие другие говорили ей, что нужно пойти к умирающему мужу и с ним проститься. На смертном одре муж проклял ее: "Дай Бог, чтобы она разложилась от язв!" И сразу после смерти мужа А. на самом деле заболела. Тело от пояса до ступней покрылось язвами. Я видела, что вся она в гное. Четыре женщины ухаживали за ней, переворачивали и обрабатывали язвы. А она совсем не владела собой. Била руками по воздуху и орала: "Отойдите! Уйдите! И уберите от меня этих детей".
"Каких детей? — спрашиваем. — Мы не видим здесь никаких детей". Но она продолжала кричать: "Гоните их! Как это вы не видите?! Вот они, вокруг меня и лезут на меня!.."
Это были дети, которых она в утробе своей душила и травила. Я ей не раз говорила: "Позови, сестра, священника, исповедайся и причастись". Но она не слушалась. Наконец я уговорила, и она позвала священника. Но когда батюшка пришел, у нее отнялся язык, и она не смогла ничего сказать. Так после тяжелой и продолжительной болезни, вся в язвах и смраде, еле испустила дух несчастная моя соседка А.! И жители всей окрути нашей содрогались от ужаса. Только о ней сейчас и говорят".