И вот из города, где родился, учился и работал наш Рома до отъезда во Францию, приехала знакомая. Ну просто знакомая. Где-то когда-то пересекались по работе. Ну правда! Ну просто, просто знакомая по имени Оксана. Приехала – ни жилья, ни работы. Позвонила Роме: Рома, что делать, выручай, Рома!
Рома добрый. Подсуетился, все организовал, договорился: устроили Оксану в этот же музей. На должность жены. Тем более, она пышная, симпатичная. Косу ей привязали к голове, очипок надели, такая сортовая Наталка-Полтавка в возрасте получилась.
Жизнь в хате пошла веселей: Оксана бегает по двору, борщ варит, песни поет про черные очи: «Чорни очка як тэрэн…»
Нет, ночевать они уходили каждый к себе после закрытия музея, но с утра демонстрировали посетителям крепкую украинскую ячейку общества девятнадцатого века. С большой симпатией друг к другу.
А тут муж Оксанин приехал Мыкола. Как?! Шо такэ?! Оксана! Ты бач! Що цэ за маскарад, Оксана?! Казала, в музее работаешь, а ты тут в музее уже замужем?! Пидманула-пидвэла, значит, Оксана?!
Ну и как полагается, не разобравшись, стал гонять Оксану вокруг хаты. А туристам радость! О, уже веселей как-то! Жизнь-то налаживается в украинской хате… Французский двор, голландская мельница деревянная, кирха немецкая, английский дом-крепость, японский садик пустые стоят, без посетителей, а у украинского плетня отбоя от туристов нету. Локтями зацепились, торчат головы любопытные разноцветные меж глиняных горшков на заборе.
– Ты ж бисова баба! – орет Мыкола на бегу. – Вбыв бы!
– Ой, рятуйтэ, людонькы добри! – верещит Оксана и несется мимо туристов, шлепая босыми ногами. И косится на зрителей, какое она производит впечатление.
– Что-что он кричит? – интересуется пожилая английская леди в белых брючках.
– А! Это он кричит: «Так не доставайся же ты никому!» – со знанием дела отвечает ей господин с видеокамерой на груди.
Даже администрация до поры до времени не вмешивалась: сбор высокий, рейтинг музея растет, а то, что в украинском разделе лишний экспонат появился, хоть и довольно крикливый, так он же зарплату не просит. Так только – поорет, побегает, а в перерывах борщ шумно и с аппетитом ест, а потом под тыном спит обиженно, прикрыв лицо шляпой. Только потребовали от Мыколы, чтоб он тоже надел вышиванку и ходил по двору босиком. А так пусть себе.
Стал Мыкола официально приходить в музей как на работу: обедать, спать под шляпой, Оксану воспитывать, а между делом помогать Ромчику по хозяйству. А после работы они вдвоем под вишней выпивали и обсуждали политику, родину и Оксану. Театр, честное слово.
Ну а родня у Оксаны большая. И любящая. Соскучились. Ну не так чтоб уж совсем без нее не могли жить в Украине, не так уж. Но слух дома прошел, что у них с Мыколой уже и хата своя во Франции, и хозяйство завели, а еще Мыкола им в письме написал между прочим, что даже наемный работник есть. Из наших. По имени Роман.
Та шо мы, хуже чи шо?! И поехала родня с тургруппой проведать любимую Оксану. С хитрым прицелом: а вдруг и им повезет, раз Мыкола с Оксаною так легко во Франции разбогатели.
Сначала страшно удивлялись, почему надо деньги платить, чтоб в Мыколыну хату пройти. Потом, когда все открылось, уже было поздно: группа уехала, а Оксанины родичи остались.
Где-где… В музее, конечно. С узлами-чемоданами своими, растерянные, вспотевшие, в пиджаках и шляпах на затылках… Остались. У Романа на шее. Говорят Мыколе: мол, сами виноваты, не надо было брехать в письме. А Мыкола: а кто ж вас всех звал сюда в ваших шляпах и пиджаках коричневых? «Понаихалы тут у нашу Францию! Чи вас звалы сюды?!» Cлово за слово – уже крик стоит. А Рома вообще в панике, на всех шикает. Родня огрызается: да ты вообще наймит, сиди тихо тут! Шляпы поснимали, отдуваются. Оксана Рому защищает. «А шо это ты, бисова жинка, чужого чоловика захищаешь?!» – это уже Мыкола придирается. А родичи в пиджаках его поддерживают – мол, да, чего это ты, Оксана! Опять ссора, опять вокруг дома забегали. Но уже толпой. Всем коллективом. Семейный забег. Сразу и не разберешь, кого бить хотят, – бегают-то по кругу. То Оксана из-за хаты впереди всех, а родня ее догоняет. То Ромка в обратную сторону несется, а все за ним с гиком, уханьем, притопами. Крик. Визг. Скандал. Чемоданы летят. Грохот падающих экспонатов. Уже за вилы схватились. Рубахи на себе раздирают. Чубы друг другу треплют.
А туристы не то что тропу – автобан к этому домику протоптали. Не оторвешь – часами стоят. Каждый за своего болеет, ставки делают. Наблюдали и выяснение отношений, и перемирие во дворе под вишней за столом. И песни слушали напевные украинские – «Мисяць на нэби, зироньки сяють…» Украинцы – они ж гостеприимные, туристов горилкой стали угощать, варениками. Народное гулянье устроили, международный фестиваль, можно сказать.