Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни

Вместе с письмами и телеграммами текли к о. Иоанну и огромные суммы денег на благотворительность. О размерах их можно судить только приблизительно, потому что, получая деньги, о. Иоанн тотчас же все раздавал. По самому минимальному подсчету через его руки проходило в год не менее одного миллиона рублей – сумма по тому времени громадная! На эти деньги о. Иоанн ежедневно кормил тысячу нищих, устроил в Кронштадте замечательное учреждение – Дом трудолюбия – со школой, церковью, мастерскими и приютом; основал в своем родном селе Суре женский монастырь и воздвиг там большой каменный храм; в С.-Петербурге построил женский монастырь на Карповке, в котором и был погребен по своей кончине, а в создании таких женских обителей, как Вауловский скит в Ярославской епархии и Воронцовский Благовещенский монастырь в бывшей Псковской, ныне Тверской епархии, – принимал не только материальное, но и самое непосредственное организационное участие. Кроме того, о. Иоанн жертвовал огромные средства на строительство храмов и монастырей по всей России и за границей.

Во второй период своей жизни – период своей всероссийской славы, – к общему сожалению жителей Кронштадта, о. Иоанн должен был оставить преподавание Закона Божия в Кронштадтском городском училище и в Кронштадтской классической гимназии, где он преподавал свыше двадцати пяти лет. А был он замечательным педагогом-законоучителем. Он никогда не прибегал к тем приемам преподавания, которые часто встречались тогда в учебных заведениях, то есть ни к чрезмерной строгости, ни к нравственному принижению неспособных. У о. Иоанна не служили мерами поощрения отметки, ни мерами устрашения – наказания. Успехи рождало теплое, задушевное отношение его как к самому делу преподавания, так и к ученикам. Поэтому у него не было «неспособных». На его уроках все, без исключения, жадно вслушивались в каждое его слово. Урока его ждали. Уроки его были скорее радостью, отдыхом для учащихся, чем тяжелой обязанностью и трудом. Это была живая беседа, увлекательная речь, интересный и захватывающий внимание рассказ. И эти живые беседы учителя-отца со своими детьми на всю жизнь глубоко запечатлевались в памяти учащихся.

Такой способ преподавания он объяснял необходимостью дать Отечеству прежде всего человека и христианина, отодвигая вопрос о науках на второй план. «Все науки имеют своим центром и исходным началом Бога и Его вечную премудрость, как души наши имеют своим первообразом Господа Бога, создавшего нас по образу и подобию Своему, – учил о. Иоанн, – и потому без Христа – истинного Света, просвещающего всякого человека, грядущего в мир, – суетно всякое просвещение».

Нередко бывали случаи, когда о. Иоанн, заступившись за какого-нибудь ленивого ученика, приговоренного к исключению, сам принимался за его исправление. Проходило несколько лет, и из ребенка, не подававшего, казалось, никаких надежд, вырабатывался хороший и полезный член общества. Особенное воспитательное значение о. Иоанн придавал чтению житий святых и всегда приносил на уроки отдельные жития, которые раздавал учащимся для чтения на дому.

Но этот славный подвиг плодотворного законоучительства о. Иоанн должен был оставить, ради еще более плодотворного и широкого подвига своего всероссийского служения людям.

Надо только представить себе, как проходил день у о. Иоанна, чтобы понять и прочувствовать всю тяжесть и величие этого беспримерного подвига. Возвращаясь домой обычно к полуночи, – после вседневных пастырских трудов в Петербурге, – о. Иоанн вставал ежедневно в три часа ночи и готовился к служению божественной литургии. Около четырех часов он отправлялся в собор к утрени. Здесь его встречали уже толпы паломников, жаждавших получить от него хотя бы благословение. Тут же было и множество нищих, которым о. Иоанн раздавал милостыню. За утреней о. Иоанн непременно сам читал канон, придавая этому чтению большое значение. Перед началом литургии была исповедь. Исповедь, из-за громадного количества желавших исповедоваться у о. Иоанна, была им введена, по необходимости, общая. Производила она – эта общая исповедь – на всех участников и очевидцев потрясающее впечатление: многие каялись вслух, громко выкрикивая, не стыдясь и не стесняясь, свои грехи. Андреевский собор, вмещавший до пяти тысяч человек, всегда бывал полон, а потому очень долго шло причащение, и литургия раньше двенадцати часов не оканчивалась.