Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)

Глава девятая, в которой начинается подготовка к приему. «Вы же мне — как отец родной!» Где же все-таки Тайфун Маруся? Председатель на велосипеде. «Едут!.. Едут!.. Едут!..»

— Как?! — Марусик оторопело захлопал глазами, глядя на Журавля.

— А так. Как все просыпаются. Глаза открыл да и все.

— Да ну тебя с твоим сном! — рассердился Сашка Цыган. — Не мог еще минутку подождать, не просыпаться. Так что, мы так и не освободили ее?

— Ну, как это не освободили? Наверно, освободили… Конечно, освободили, — Журавль чувствовал себя виноватым.

— О! Смотрите! Кто-то сюда едет, — сказал Марусик.

По дороге быстро приближалась машина — колхозный «Бобик». У рощи «бобик» свернул с дороги, подъехал прямо к ребятам и остановился. С переднего сиденья тяжело, как мешок с картошкой, вывалился бригадир Бобешко. За ним, медленно вытягивая свои длинные ноги из машины, вылез Бобинец.

За ними, кряхтя, полезли с заднего сиденья их жены — тетка Устя (Бобешко) и тетка Настя (Бобинец). Сначала вылезли сами, потом начали вытаскивать какие-то корзины, кошельки и котомки.

Бобешко повернулся всем телом к ребятам:

— А ну кыш отсюда, мошкара!

И сделал едва заметное ленивое движение рукой. И это короткое движение было очень обидным для ребят, столько в нем было пренебрежения.

Они вчера это все устанавливали в поте лица, а теперь им — кыш!

— А почему это мы мошкара?! — надул губы Сашка Цыган.

Но Бобешко не удостоил его даже взглядом.

Тетка Устя и тетка Настя вынимали уже из корзин посуду (тарелки, стаканы, ножи, ложки, вилки) и расставляли на длинном столе, переговариваясь:

— Говорили, что новый такой принципиальный, такой честный…

— Как кристалл…

— Ага. Такой порядочный…

— Ни перед кем не заискивает…

— А видишь, услышал, что дедова внучка… и сразу…

— Приемчик! Хе-хе! Вот тебе и кристалл!

— Ага… Только почему-то не разрешил с фермы ничего брать. «Обойдитесь, пожалуйста, своими ресурсами. Сами же и есть будете, не кто-нибудь».

— Это для начала, не иначе. Это для впечатления. Чтобы показать: видишь, какой я хозяин. А пройдет немного времени — и начнет с фермы кабанчиков на приемы таскать. Куда он денется!

Бобешко, который молча курил у машины, вдруг сердито прикрикнул на их:

— А ну цыц! Замолчите, девчата! Не распускайте языки! Прикусите!

И бросил красноречивый взгляд на ребят, которые с лавок встали, но от стола принципиально не отошли.

Вы еще не знаете наших гарбузянских ребят. Это упрямый народ, их так просто не прогонишь.

Женщины примолкли и обиженно поджали губы.

Подъехала грузовая машина с людьми, и у стола сразу стало шумно. Раскладывали на тарелку еду, расставляли на столе. Поскольку каждый нёс свое, то и толкались возле стола почти все. И именно потому, что несли из дома, на столе была такая пестрота, такое огромное количество всего (каждый старался показать свою щедрость), что негде было и бутылку поставить.

Бобешко и Бобинец направились к дедову двору.

Ребята, увидев это, за ними. Очень хотелось им посмотреть, как же теперь говорить будут они с дедом.

Дед стоял у ворот, опершись руками обеими руками на грабли и положив на них подбородок, и смотрел прищуренными глазами на эту суету у стола.

— Здравствуйте, здравствуйте, дедушка, — необычно ласково поздоровался Бобешко.

— Здравствуйте, дорогой, — не то что ласково, а как-то даже льстиво поздоровался Бобинец.

Дед взглянул на них лукаво:

— Здравствуйте, здравствуйте, коль не шутите.

Обычное свое присловье он произнес особенно подчеркнуто.

На миг повисла тишина. Они, наверно, решали, обратить внимание на это подчеркивание или нет. Но это был только миг. Решили — не обращать. И уже в следующий миг у обоих рты расплылись медовыми улыбками.

— Что же вы нам не сказали, дорогой дедушка… Иван Иванович, — начал Бобешко, — что ваша внучка Галочка выходит замуж. Не красиво.

Дед наморщил лоб:

— Как? Я, по-моему говорил… Вот вам, — дед ткнул пальцем в Бобешко.

— Нет! — категорично отрубил Бобешко.

— Нет-нет! — замотал головою Бобинец. — Не говорили!

Ребята переглянулись. Они впервые видели, чтобы взрослые так дружно и так уверено говорили неправду.

Как это дед не говорил? Бобешко еще советовал остаться нянчить внуков! Что это вы, дядьки, разве так можно?

Но Бобешко продолжал:

— Если бы вы сказали, разве бы мы… Это же такая радость.

— Такая радость! — подхватил Бобинец.

— И не выкайте мне, дедушка. Вы же мне как отец родной. Я же вашу Галочку еще вот такой помню. — Бобешко через силу нагнулся к земле, показывая рукой. — Такая же девочка была бойкая! Умненькая — страх! Она меня «дядя Пуз» называла…

— А меня Каланчею. Ах-ха-ха!

Бобинец взялся за живот и сложился пополам, смеясь.

— «Не ругайтесь так, дядя Пуз, а то вас в милицию заберут…» Ха-ха-ха! — Когда Бобешко смеялся, глаза у него становились как щелки. — Я уже тогда говорил, что она далеко пойдет.