Чудеса в подвале

Нафаня это знал. Даже за то короткое время, что он здесь, кое-что успел увидеть, а кое о чем догадывался… Кроме того, Буш как-то намекал ему, чем на самом деле заняты детдомовцы, чтобы хоть как-то себя прокормить.

— Посмотри на себя! На кого ты похож! Долго ли ты собираешься щеголять в этих страшных шузах?

И этот вопрос Кати остался без ответа. Он продолжал:

— Рано или поздно поизносится та одежда, в которой тебя сюда привели. И что? Думаешь, выдадут новую, модельную? В лучшем случае получишь, что-нибудь наподобие этих ботинок. Тогда ты целиком будешь уже на клоуна похож.

Катя говорил не спеша, тихим голосом. Но никто из присутствующих бурсаков не смел в это время не то что голоса подать, а даже ненароком шмыгнуть носом, кашлянуть или чихнуть, словом как-то помешать. Еще привлечешь внимание, получишь так, что мало не покажется.

Слушая сейчас Катю, Нафане почему-то совсем не хотелось задумываться, о том, к чему этот он, собственно, так обстоятельно клонит. Пусть говорит. Хотя бы не бьют в это время, и то хорошо. Рано или поздно все станет понятно. Мысли Нафани крутились, путались, а временами казалось, что он вообще уже ни о чем не думает.

— Впрочем, если тебе нравится то, пожалуйста, можешь продолжать, жить как раньше… — Катя начал слегка раздражаться, так как ему показалось, что он вообще напрасно тут распинается… У этого Новенького до сих пор даже бровь не шелохнулась… Не слышит он что ли? Мало его учили…

Еще сутки назад Катя вовсе и не собирался разговаривать с Новеньким. Преждевременно еще — «процесс воспитания» не закончен. Но, все ускорилось, само собой, когда Нафаня увидел маску, которой его пугали той ночью в изоляторе. Это происшествие не входило в планы Кати, и он по ходу дела решил внести некоторые коррективы, ускорив процесс обработки Новенького. Вдруг тот совсем страх потеряет, тогда станет неуправляемым… Кроме того, за Нафаню просил Серый… А с ним лучше вообще не ссориться, иначе потом дальше двора детского дома не высунешься… Так можно и свой авторитет подпортить.

— В общем, если ты не последний лох, то сможешь зарабатывать на жизнь вместе с нами! — Катя подошел к самому главному. — Согласен?

Нафаня поднял голову. Со всех сторон, ожидая ответа, на него смотрело множество любопытных мальчишеских глаз. Разве он мог в таком положении ответить НЕТ?! Почему он должен быть хуже других?!

— Я согласен, — произнес Нафаня.

И не знал он, что многие из присутствующих сейчас здесь ребят тяжело про себя вздохнули: «Вот и еще один сломался».

— Ну и отлично! Работать поначалу будешь с этим инвалидом, — Катя показал на Смоленского. Тот, до этого переминающийся с ноги на ногу где-то на задворках всей честной компании покорно вышел вперед. Сейчас он был с двумя перебинтованными в гипсе пальцами на правой руке, что явилось печальным следствием недавнего планирования со стремянки.

Такая компания, больше чем кто-либо устраивала Нафаню. Дело в том, что кто-кто, а уж Смоленский-то не был наглым, как многие другие ребята из детдома. Скорее наоборот. Среди бурсаков он слыл «непробиваемым», и являлся всеобщим объектом для, в общем-то, безобидных насмешек. Этот тугодум Смоленский вслух произносил что-либо крайне и крайне редко. А если иногда и скажет какую-нибудь фразу то, как правило, совсем невпопад. Тогда детдомовцы принимались хлопать и весело кричать: «Смол типа пошутил». На всех нападало безудержное веселье. Некоторые вскакивали, начинали бегать туда — сюда, прыгать махать над головой руками, напевая «Тра-та-та-та-тта! Тра-та-та-та-тта! Тра-та-та-та-тта! Смол типа пошутил! Невероятно!».

Наиболее активные, при этом падали на колени и, молитвенно сложив руки, кланялись головой до пола, также приговаривая: «Смол пошутил! Смол типа пошутил!»…

Во время всего этого представления, единственный, кто оставался ни чуточки невозмутимым, так это сам Смоленский. Ему было все равно. Тормоз, однако! Вот, например, с лестницы: прыгали многие, а пальцы сломал только он…

В общем, наименее безобидный Смол — Нафане подходил лучше других. Этот хоть драться по каждому поводу и без повода не будет. Правда, до сих пор Катя так и не сказал, а чем же собственно они будут заниматься. Как будут зарабатывать? Можно подумать, что их где-то, кто-то, только и ждет: «Нате вам, ребятки, не пыльную работенку. Только вас одних для этого и ждали! Для вашего благополучия берегли…» Кроме того, Нафаню, помнившего кое-какие намеки Буша, терзали нехорошие предчувствия, которые он пока старался от себя всячески отгонять…

— Ладно! Теперь ты свой! Закуривай! — Катя, угощая, протянул пачку сигарет.

Нафаня, вежливо поблагодарив, курить отказался. При этом, было видно, как сильно это не понравилось Кате. Но и в этот раз он промолчал, только подумав про себя: «Нет, рановато все же мы его к себе в компанию берем. Учить его еще нужно, и учить…»

12