Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

В это же примерно время мы с Д. Е. задумали и начали писать книгу «Преступник номер 1» о Гитлере… — вернее, о тоталитарном строе в Германии, похожем на любой другой тоталитарный строй. И это опять же грозило Д. Е. потерей партбилета.

Однако все же следует объяснить, что потеря партбилета означала для Д. Е. отнюдь не только утрату престижной и хлебной работы — Д. Е. был коммунистом идейным. Сейчас это звучит, может быть, смешно, но в ту пору таковыми были миллионы и советских людей, и европейцев, считавших, что капитализм себя изжил.

Из всех наших многочисленных общих друзей понимали Д. Е. только Борис Слуцкий и, возможно, англичанин Дональд Маклейн.

Но что было, то было.

Глядя назад, с высоты своих ста лет, считаю, что Д. Е. был по своей природе политиком — может быть, очень крупным политиком.

Однако политиков в СССР не могло быть по определению — советская держава изначально была задумана и устроена на другой лад. Ей требовались не политики, а вожди и послушные исполнители их воли. Даже никаких особых мнений людям иметь не надлежало.

* * *

Ну а теперь пора все же сказать, что, кроме огромных достоинств — ума и таланта, — Д. Е. обладал многими недостатками, может быть, и относительно мелкими, но весьма чувствительными, а подчас и непростительными.

Еще во времена нашего тассовского романа я была свидетелем, как из-за эгоизма моего будущего мужа и его семьи тяжело страдала мать Д. Е.

В начале войны маму Д. Е., Клару (отчества не знаю), вместе с сестрой их мужья — Ефим Меламид и Моисей Гольдфарб — отправили в эвакуацию. Года два-три сестры там мучились, голодали. Но потом Гольдфарбу все же удалось получить пропуск и привезти свою жену в Москву. Клара осталась одна, больная: у нее был туберкулез, как говорили тогда, чахотка, и в самой тяжелой форме. Разумеется, Д. Е. достал пропуск в Москву для своей матери. Дело было за малым: вызволить Клару и привезти домой, что должен был сделать Ефим Александрович. И тут начался «отлов» этого, хотя и чрезвычайно способного, но совершенно безответственного человека. Иначе, чем «отловом», сию процедуру не назовешь. Ефим Александрович скрывался то у одной дамы сердца, то у другой. Был неуловим.

Клару, уже умирающую, привезли сразу в больницу. Там она и скончалась.

Помню, что, наблюдая со стороны эту трагедию, я возмущалась будущим мужем. Неужели он не мог бросить на несколько дней все свои дела, чтобы забрать мать в Москву? Однако сам Д. Е. и тогда, и многие годы спустя винил в смерти матери семейство Гольдфарбов: мол, как родная сестра осмелилась уехать и оставить Клару одну!

И здесь я позволю себе сделать небольшое отступление.

Как это ни смешно звучит, но наш с Д. Е. талантливый сын Алик по-своему интерпретировал историю бабушки по отцовской линии. По его мнению, бабушка была пламенной советской патриоткой и даже чуть ли не… агентом НКВД. Об этом будто бы свидетельствует ее стремление поскорее вернуться на родину, в Советский Союз, после того как к власти в Германии пришли гитлеровцы.

Почему бы этой больной туберкулезом женщине вместе с тремя детьми и мужем Ефимом не двинуться прямым ходом (видимо, пешком!) в Палестину? Это в Палестину-то — тогда еще пустыню, жаркую и безводную? (Ведь жара, как известно, очень «полезна» чахоточным…) Почему бы ей и ее мужу не сражаться в этой пустыне с арабами, верховный муфтий которых не расставался с портретом Гитлера? Почему бы больной Кларе не участвовать также в перестрелках с англичанами? Палестина была в ту пору, как известно, подмандатной территорией Британии. И до Второй мировой войны, и до Холокоста англичане и не помышляли о том, чтобы отдавать сию территорию каким-то евреям.

Добавлю к этому только, что большая группа еврейских писателей из Берлина (в их кругу тогда вращался Ефим Александрович) тоже срочно отбыла в Советский Союз, а вовсе не в Палестину.

Ну а теперь продолжу рассказ об эгоизме и легкомыслии Д. Е. — о том, что эти качества мужа приводили порой к смешным эпизодам.

Однажды, когда муж довел меня до того, что разводиться решила я (до того подавал на развод Д. Е.), выяснилось, что уходить от меня к отцу ни Алик, ни Ася[8] не желают. Эту сценку не могу не воспроизвести.

Итак, я сообщила домашним, что намерена развестись с Д. Е., и сказала далее, что Алик остается со мной, Ася уходит вместе с отцом. «А вас, Шура (наша домработница, почти член семьи, неграмотная, но умная женщина, афоризмы которой повторяли все наши многочисленные друзья), мне придется уволить».