Чудеса в решете

— Какъ? Что такое? Развѣ ты поэтъ, милый Панасюкъ? Отчего же ты до сихъ поръ молчалъ? Мы бы тебѣ памятникъ поставили! Поставили бы тебя на кусокъ гранита, облили бы тебя жидкимъ чугуномъ — и стой себѣ на здоровье и родителямъ на радость.

— Я, господа, конечно, не поэтъ, — началъ Панасюкъ съ сознаніемъ собственнаго достоинства, — но есть, господа, такія вещи, такія чудеса, которыя прозой не передашь. И въ данномъ случаѣ, по моему, человѣкъ, испытавшій это; если даже онъ и не поэтъ — все-таки, онъ обязанъ сухую скучную прозу переложить въ звучные стихи!!!

— А стихи, дѣйствительно, звучные? — спросилъ осторожный Передрягинъ.

— Да, звучности въ нихъ не мало, — неопредѣленно отвѣтилъ Панасюкъ. — Вотъ вы сами услышите…

— Да ужъ пора, — раздался ревъ голосовъ. — Десять минутъ прошло.

— Разсказывайте, Панасюкъ!

— Декламируй, Панасище.

— Извольте, — согласился Панасюкъ. — Садитесь, господа, всѣ — такъ удобнѣе. Только предупреждаю: если будете перебивать — перестану разсказывать!

— О, не томите насъ, любезный Панасюкъ. Мы будемъ тихи, какъ трупы въ анатомическомъ театрѣ.

— И внимательны, какъ французъ къ хорошенькой женщинѣ!

— Панасюкъ, не терзайте!

— Начинаю, господа. Тихо!

IV.

Панасюкъ дернулъ себя за уголъ воротника, пригладилъ жидкіе бѣлые волосы и началъ глухимъ торжественнымъ голосомъ:

Какъ я женился.
Я, не будучи поэтомъ,
Разскажу, что прошлымъ лѣтомъ,
Жилъ на дачѣ я въ Терновкѣ,
Повинуясь капризу судьбы-плутовки.
Какъ-то былъ тамъ вечеръ темный,
И ошибся дачей я…
Совершилъ поступокъ нескромный
И попалъ въ чужую дачу, друзья.
Вяжу комнату я незнакомую…
Вдругъ — издали шаги и голоса!!
И полѣзъ подъ кровать я, какъ насѣкомое,
Абсолютно провелъ тамъ два часа.
Входитъ хозяинъ, a въ рукѣ у него двустволка…

Рѣзкій звонокъ въ передней перебилъ декламацію Панасюка на самомъ интересномъ мѣстѣ.

Панасюкъ болѣзненно поморщился и недовольно сказалъ:

— Ну, вотъ, видите, и перебили. А говорили, что больше никого не будетъ…

Вошелъ запыхавшійся Сеня Магарычевъ.

— Не опоздалъ я? — крикнулъ онъ свѣжимъ съ мороза, диссонирующимъ съ общимъ настроеніемъ голосомъ.

— Носятъ тебя черти тутъ по ночамъ, — недовольно замѣтилъ Мыльниковъ. — Не могъ раньше придти?! Панасюкъ уже давно началъ.

— Очень извиняюсь, господинъ Панасюкъ, — расшаркался Магарычевъ. — Надѣюсь, можно продолжать?

— Я такъ не могу, господа, — раскапризничался Панасюкъ. — Что же это такое: ходятъ тутъ, разговариваютъ, перебиваютъ, мѣшаютъ…

— Ну, больше не будемъ. Больше некому приходить. Ну, пожалуйста, милый Панасюкъ, ну, мы слушаемъ. Не огорчайте насъ, дорогой Панасюкъ. Мы такъ заинтересованы… Это такъ удивительно, то, что вы начали.

— Въ такомъ случаѣ, — кисло согласился Панасюкъ — я начну сначала. Я иначе не могу. — Конечно, сначала! Обязательно!

V.

Какъ я женился.
Я, не будучи поэтомъ,
Разскажу, что прошлымъ лѣтомъ
Жилъ на дачѣ я въ Терновкѣ,
Повинуясь капризу судьбы-плутовки.
Какъ-то былъ тамъ вечеръ темный,
И ошибся дачей я…
Совершилъ поступокъ нескромный
И попалъ въ чужую дачу друзья.
Вижу комнату я незнакомую,
Вдругъ — издали шаги и голоса!!
И полѣзъ подъ кровать я, какъ насѣкомое,
Абсолютно провелъ тамъ два часа.
Входитъ хозяинъ, a въ рукѣ у него двустволка…

Мы всѣ затаили дыханіе, заинтересованные развязкой этой странной исторіи, какъ вдругъ мертвую паузу прорѣзалъ свистящій шопотъ экспансивнаго Вовы Туберкуленко:

— Вотъ въ этомъ мѣстѣ ты, глупый Магарычевъ, и перебилъ чтеніе!.. Видишь?

Панасюкъ нахмурилъ свои блѣдныя брови и поднялся съ мѣста.

— Ну, господа, если вы каждую минуту будете перебивать меня, то тогда, конечно… я понимаю, что мнѣ нужно сдѣлать: я больше не произнесу ни слова!

— Чортъ тебя потянулъ за языкъ, Туберкуленко! — раздались возмущенные голоса. — Сидѣлъ бы и молчалъ!

— Да что же я, господа… Я только замѣтилъ Магарычеву, что онъ перебилъ насъ на этомъ самомъ мѣстѣ

"Входитъ хозяинъ, a въ рукѣ у него двустволка"…

— Нѣтъ, больше я говорить не буду, — угрюмо про ворчалъ Панасюкъ. — Что же это такое: мѣшаютъ.

— Ну, Панасюкъ! Милый! Алмазный Панасюкъ. Даемъ тебѣ торжественное слово, что свиньи мы будемъ, базарные ослы будемъ, если скажемъ хоть словечко… Мертвецы! Склепы! Гробы!