Чудеса возможны, или Путь к Волшебству

Последняя наша остановка случилась возле базара. Таксист помог мне купить рыбы, выторговав ее на правах местного за приемлемую цену, рассказал по пути к машине еще о нескольких достопримечательностях и предложил подбросить в аэропорт. Я согласился.

– Платить сейчас? – осведомился я, запихивая в багажник увесистые кульки с копченым хариусом, омулем и сигом.

– Не к спеху. Брать деньги вперед – дурная примета; довезу – тогда и рассчитаемся.

– А не боишься, что кинут?

– Если захотят, так по-любому кинуть могут. Я, правда, тоже так просто не дамся, – и таксист, нагнувшись, показал мне из-под сиденья увесистый ломик.

– Так на кого же все-таки больше надежда? – спросил я, показывая на образ Божьей матери, покачивавшийся под лобовым стеклом.

– Надежда на себя. Но если от тебя Бог отвернется, то сам ты ничего не сделаешь. Вот поэтому она и висит здесь, – отпарировал таксист.

– А что, случалось, отворачивался?

– Случалось, машину отбирали, да не смогли. С тех пор я в Бога и поверил.

И таксист поведал мне свою историю.

– В прошлом году подошел к моей машине один знакомый – у нас таксисты своих в пределах города в лицо знают, а мы с ним несколько раз на одном маршруте крутились. Так, мол, и так, отвези, говорит, племянника в деревню. Племянник в армии служит; в отпуск к матери домой заехать хочет. Офицер, участник боевых действий. Сам он отвезти племянника тогда не мог – на свадьбе три дня пил и за руль – ни-ни. Вот он и попросил меня, а я, значит, на свою беду, согласился.

Через десять минут подходит он к моей машине вместе со здоровенным бугаем в десантной форме. Сел этот десантник в машину рядом со мной – еле разместились. Договорились о цене – я ещё ему по знакомству хорошо сбросил, фактически за стоимость бензина довезти согласился.

Полдороги проехали, поговорили. Он все выспрашивал: хорошо ли машина ходит, давно ли куплена, сколько раз в ремонте была. Я отвечал без задней мысли – мало ли, приценивается человек, может, такую же покупать хочет.

Выехали за город, поехали по проселочной; вокруг – ни души, одна тайга стоит. Тут на полдороге он мне и говорит: останови, мол, приспичило. Я нажимаю на тормоз и вдруг чувствую: дуло пистолета мне в шею уперлось.

Я сначала подумал: шутит. А потом посмотрел ему в глаза, а они у него – узкие, красные и злые, и глядят на меня в упор. Тут я и понял: шутки кончились.

– Давай ключи и выходи из машины, – говорит.

Я сперва сдуру попер на него: очумел ты, дескать, знакомых грабить – тебя же все видели, я же, как до города доберусь, сразу в милицию пойду – ты и поездить на ней не успеешь. Дядя твой первый в свидетели пойдет; тебя же и заложит, как ты в машину мою садился. Но только, как я дальше понял, зря я на него пер.

– Прав ты, – вдруг сказал он, меня послушав. – Придется мне тебя пристрелить, чтобы без свидетелей обойтись. Если тебя не найдут, тогда и дядя молчать будет.

Тут только я понял наконец, куда вляпался. Не до жиру – быть бы живу! Делать нечего, захочешь жить – соловьем запоешь. Попробовал не мытьем, так катаньем – ведь пока не стреляет, говорить еще можно, уговаривать. Полчаса и уговаривал его под дулом пистолета. До сих пор, как вспомню, дрожь пробирает.

– Зачем тебе такой ценой машина, – говорю. – Зачем жизнь свою гробишь ради тачки. Подумай! Ведь могут найти, посадят.

– А мне по фиг. Что я в этой армии вижу? Грязь и вонь. Мы жизнью за вас в Чечне рискуем, а вы тут жиреете на гражданке. Сейчас красиво все хотят жить. Я вот боевой капитан, с войны в село к матери еду. Два года не видел, может, в следующий раз не вернусь уже. С чем еду, на чем? На машине чужой? А я на своей хочу. Вот разберусь сейчас с тобой и сам за руль сяду».

– Да ты, судя по всему, крутой боец, раз с вооруженным десантником на большой дороге разобрался. Судя по тому, что ты здесь и сейчас мне это рассказываешь, – сказал я.

– Никогда и ни при каких обстоятельствах я б с ним не совладал, и плюнул бы в лицо каждому, кто скажет, что смогу я его одолеть, – ответил таксист.

– И до сих пор до конца в происшедшее не верю – потому и рассказываю эту историю каждому, кто больше часа со мной в машине не молча ездит. Я ее как бы заново проживаю. Осознать в полной мере никак не могу, какой силой я тогда выпутался.

Я ведь не слабый мужик, верно? А теперь представь себе здоровило, в полтора раза шире меня. Приемы знает, их там одним движением убивать учат. Так он на меня еще для верности пистолет свой навел. Глаз с меня не спускал, каждое движение отслеживал. Руки на руле приказал держать, пока я с ним разговаривал. Еще и слева от меня сидел – видишь, руль у меня где? Да.

Таксист закурил. Я, заинтересованный его реакцией, уже молча ожидал, пока он придет в себя. И он первый нарушил наше молчание:

– Так вот, уговорить его мне не удалось. Понял я, что терпение его иссякает и что пулю пустить он может уже в любой момент. И еще я понял, что если послушаюсь его и выйду из машины, то еще хуже будет. И тогда, сам не знаю почему, я ему вдруг и говорю: