Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

Деревья уже покрылись зеленымъ пухомъ, дороги просохли, запѣли птицы, пастухи уже недѣли двѣ выгоняли стада въ поле; графъ устроилъ особенную ложу, посвятивъ все семейство Медемъ, ихъ родственниковъ, семейство Ховенъ, совѣтника Швандера, нотаріуса Гинца, доктора Либе и даже кенигсбергскаго майора Корфа, бывшаго гонителя Каліостро, теперь пріѣхавшаго въ Митаву и сдѣлавшагося однимъ изъ самыхъ ревностныхъ учениковъ новаго учителя. Графъ дѣлалъ послѣднія наставленія и проводилъ послѣдніе дни въ кругу друзей, собираясь вскорѣ отправиться въ Петербургъ. Предстоящее путешествіе не очень нравилось митавцамъ, разсчитывавшимъ, что Каліостро надолго, если не навсегда, останется въ ихъ городѣ, но наставникъ понималъ, что его дѣятельность не можетъ ограничиться Курляндіей, и что, несмотря на крѣпкія сердечныя привязанности, путь его дежитъ все дальше и дальше. Семейство Медемъ счигало его вполнѣ за своего человѣка, особенно Анна-Шарлотта и ея женихъ, видѣвшіе въ Каліостро благодѣтеля и виновника ихъ счастья. Они мечтали, что онъ отложитъ свой отъѣздь до дня ихъ свадьбы, но Шарлотта не просила объ этомъ, зная, чго дѣла болѣе важныя, чѣмъ ея личная судьба, занимаютъ графа, и втайнѣ надѣясь, что къ концу мая онъ вернется въ Митаву. Самъ Каліостро бьлъ озабоченъ инѣ-сколько разсѣянъ; часто во время бесѣдъ онъ умолкалъ, всѣ молча ждали его слова, черезъ минуту онъ проводилъ рукою по глазамъ, извинялся и продолжалъ свою рѣчь усталымъ, разбитымъ голосомь.

13 мая было назначено послѣднее собраніе. Лоренца уже уложила сундуки и баулы, потому что на раннее утро были заказаны лошади.

Всѣ были печальны и нервны, какъ передъ отъѣздомъ. По обыкновенію, въ комнату, гдѣ стоялъ столъ съ графиномъ чистой воды, заперли «голубя» (на этотъ разъ маленькаго Оскара Ховена, какъ и въ день пріѣзда Каліостро) и, прочитавъ молитвы, сначала спрашивали у него, видитъ ли онъ, что дѣлается въ залѣ, чтобы знать, готовъ ли онъ принять видѣнія. По знаку Каліостро Шарлотта опустилась передъ нимъ на колѣни, держа въ рукахъ карманные часики. Самъ графъ стоялъ у двери въ маленькую комнату, чтобы лучше слышать отвѣты голубя.

— Видишь ли ты насъ? — спрашиваетъ графъ.

— Вижу! — раздается изъ-за двери.

— Что дѣлаетъ Анна-Шарлотта?

— Стоитъ передъ тобой на колѣняхь, въ рукахъ у нея часы, на часахъ десять часовъ.

Все это вполнѣ соотвѣтствовало происходившему.

— Что ты еще видишь?

За дверями было тихо.

— Что ты еще видишь?

Опять не было отвѣта. Всѣ молчали и напряженно ждали. Шарлотта такъ и осталась, не вставая съ колѣнъ. Вдругъ въ голубиной комнатѣ нѣжно и внятно прозвучалъ поцѣлуй.

— О, небо! — прошептала Шарлотта.

Повременивъ, Каліостро снова спросилъ:

— Что ты видишь?

— Духа, онъ въ бѣлой одеждѣ, на ней кровавый крестъ.

— Какое у него лицо, милостивое или гнѣвное?

— Я не вижу, онъ закрылъ лицо руками.

— Опроси объ имени?

— Онъ молчитъ.

— Спроси еще разъ.

— Онъ продолжаетъ молчать.

— Спроси, какъ слѣдуетъ.

— Онъ говоритъ… онъ говоритъ, что позабылъ свое имя.

Каліостро поблѣднѢлъ и произнесъ дрожащимъ голосомъ:

— Что ты еще видишь?

Молчаніе. И снова нѣжно и внятно прозвучалъ поцѣлуй.

— Среди насъ Іуда! — закричалъ на весь залъ графъ, смотря пылающимъ взглядомъ на Анну-Шарлотту.

Та закрыла лицо руками, поднялась среди общаго смятенія, но когда, отведя руки, взглянула на неподвижнаго Каліостро, съ крикомъ: «онъ самъ» упала на полъ какъ бездыханная.

6

Лоренца долго не могла привыкнуть къ петербургскимъ бѣлымъ ночамъ, она занавѣшивала тремя занавѣсками небольшія окна ихъ квартиры близъ Лѣтнлго сада, закрывалась съ головою одѣяломъ, даже прятала голову подъ подушку, напрасно: болѣзненная бѣлизна, словно тонкій воздухъ или запахъ, проникала черезъ всѣ препятствія и томила душу, заставляла ныть сердце и кровь останавливаться.

— Ахъ, Александръ, я не могу! — говорила графиня, — мы живемъ слишкомъ близко къ полюсу!

На Каліостро цѣлодневное свѣтло не производило такого болѣзненнаго впечатлѣнія; наоборотъ, эти ночи нравились ему и удивляли его, какъ и все въ этомъ странномъ городѣ. Ему даже казалось, что призрачный свѣтъ самое подходящее освѣщеніе для призрачнаго плоскаго города, гдѣ полныя воды Невы и каналовъ, широкія перспективы улицъ, какъ рѣки, ровная зелень стриженныхъ садовъ, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотнаго неподвижнаго моря, все заставляетъ бояться, что вотъ пробьютъ часы, пѣтухъ закричитъ, — и все: и городъ, и рѣка, и бѣлоглазые люди исчезнутъ и обратятся въ ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стекляннаго неба. Все будетъ ровно, свѣтло и сумрачно, какъ до сотворенія міра, когда еще Духъ не леталъ надъ бездной.

Дни были ясные, холодные и очень вѣтренные, пыль столбами носилась по улицамъ, крутилась около площадей и рынковъ, флаги бились кверху, нѣкоторые офицеры ѣздили съ муфтами, и сарафаны торговокъ задирались выше головы.