Чудесники

Попытался Матвей Алдохин похвалиться. Засел на жеребца, разогнался — конь на дыбки и как махнет через снежную стену. А Матвей Алдохин с него, да в девичью толпу — ух!

И Анна Ивановна поймала его коня, оседлала да с разбегу и послала еще раз на снежную стенку. От удивления, что девка на коне, в нее даже позабыли снежки бросать. И всем на диво, конь перелетел снежную стенку, как птица. Только вершинку задними копытами сшиб. Да шапка с учительницы прочь отлетела. А сама она на коне в крепость перенеслась и смеется, рассыпав по плечам кудри.

— Ну, чисто Иван-царевич! — восхитились бабы.

— Вот какова наша вожатая! — возгордились ребята.

И всюду за ней. Только бровью поведет, они уже знают, что делать.

К новому году оборудовали на пруду у кузницы круглый каток. Понаделали деревянные коньки с подрезами из железок и давай крутить вензеля. И вожатая с ними. У нее коньки-снегурочки. Сами на льду фигурки выделывают. Явился на таких же Толька-попович. И ничего, не прогнала его. Только фигурять он не мог, часто падал. Как шлепнется, так на льду пятно, и мальчишки кричат:

— Смотри-ка, сало! Поповское сало отпечаталось!

— Давай сковородку — жарь блины!

Ну, толстяк застыдился и ушел.

А на масленицу вморозили в середине пруда столб, на него надели старое колесо, а к колесу привязали две длинные жерди, крест-накрест. И к концу каждой жердины — салазки. Устроили бешеную карусель. Ну, давай, садись, держись, кто дольше удержится!

Как впрягутся ребята в колесо, как раскрутят, так тебя словно какая колдовская сила поднимет, свернет в охапку и в сугроб закинет. На десятом круге обязательно все слетали.

А учительница смеется и объясняет:

— Это центробежная сила действует.

Однажды она с Кочетковым поспорила, кто дольше удержится. И как ни держался Иван — первым слетел. А она на двенадцатом кругу — за ним. И в один сугроб. Ничего. Шапка с нее прочь, валенки прочь.

Ребятишки ее валенки разыскивают. Иван на руках несет в кузницу погреться. Там пламя так и пышет, в ее глазах отсвечивает. Кузнец Агей по красному железу бьет и приговаривает:

Ох ты, пламенна душа,
Озорна, да хороша!

А парни-женихи с посиделок ушли, вокруг вьются:

— Анна Ивановна, прокатись со мной!

— Анна Ивановна, обучи на коньках фигурять!

Некогда стало в карты играть. Не к чему стало самогон пить, и без того весело.

— Ну, братцы, нынешняя зима как и не зима!

— И откуда к нам такую ласточку занесло?

— Из южных краев, говорят. Ишь, черная, как цыганка. А завистливые бабоньки свою песню поют:

— Ой, погодите, она вам зимой весну сделает! Околдует, как дураков, да улетит!

Когда кулаку тошно

И вот наступила масленица. Веселое время, когда в деревнях блины едят, брагой запивают. И солнце в небе сияет, как блин. И снега белые оседают, тают, как сметана. И дороги темнеют, маслятся, как подмазанные масленым помазком.

Шум, гомон на улицах. Допоздна не расходится народ. Запрягают коней, сажают детвору, баб, девок в пестрых платках и катаются вперегонки по улицам. Колокольчики звенят, бубенчики гремят. Гармошки наигрывают.

Любуется на катающихся народ, допоздна не расходится.

А закатится красное солнце за белые снега, зажигают люди костры — масленицу провожать.

Жгут соломенные чучела на перекрестках дорог. Выходят со смоляными факелами за околицу — «оттаивать» ее, соскучилась за зиму под сугробами, давно не отворялась околица.

И учительница везде с народом. Не отказывается, когда на блины позовут. Шутит, смеется, чудные слова говорит:

— А знаете, что мы с вами делаем, отправляя блин в рот? Пожираем солнце! Ведь блин — это древнеязыческий символ солнца. И славяне его пожирали, чтобы набраться к весне солнечных сил, а не просто так!

И вот однажды зазвали ее Алдохины. Блины у них замечательные. На пшенной каше с толоконной приправкой. И толсты и прозрачны, как кружево.

Такому блину душа радуется.

Ест учительница блины, а сама все в окошко поглядывает. И вдруг на улице шум, гам, вбегают в избу Гришка, Васька, Мишка с ревом:

— Батяня, тебя ребята жгут!

За ними соседка:

— Силан, тебя пионеры палят!!

Выскочил Силан из-за стола, как вихрем поднятый, подумал, что его сараи горят или его амбары подожгли. Огляделся с крыльца и видит: впрягшись в сани, пионеры волокут его чучело. Обрядили соломенную фигуру пузатую, ну точь-в-точь, как он, усы, бороду из пакли приделали, нахлобучили старую шапку, подожгли и мчат по селу, к околице. Ветер пламя раздувает. Горит-чадит кулацкое, чучело, народ смешит.

Хотел крикнуть Силан что-то грозное, а во рту блин непрожеванный застрял. Взревел он не своим голосом, как медведь на рогатине. Сорвался с крыльца и вдогонку за санками.

Разлетелись ребятишки в разные стороны, как воробьи от ястреба. А кулачина подбежал и давай огонь снегом закидывать. Топчет солому валенками. Хлещет чучело полами пиджака. Бьет под соломенные бока кулаками.

Сбежался народ:

— Смотри, кулак сам себя бьет!

— Гляди, Силан солому ломит!

Потеха, да и только.