Чудесное мгновение

Не одними пожарами опустошались многие дворы. Хлеб на полях созрел, зерно начало осыпаться, но не все бедняки, весною наделенные землей, могли собрать урожай — некому было выйти в поле. Мужья, отцы, старшие братья ушли в горы с отрядами партизан. А семьи, где еще оставались мужчины, собрав урожай, не решались завозить его в свои дворы. Прежние землевладельцы поднимали головы. Иные угрожающе молчали, другие не стесняясь говорили:

— Снимай, снимай урожай с моей земли! Да только смотри, как бы я не снял с тебя голову… Дело идет к тому.

Да, дела были такие, что день ото дня становилось тревожнее.

Муса, видимо, что-то пронюхал.

Однажды, когда Лю сидел на крыльце дома хаджи с хворостинкой в руках, добросовестно исполняя свои новые обязанности, из-за плетня показался Муса.

— Эй, малыш, что ты там делаешь?

Лю в последние дни часто представлял себе, как вдруг появляется усатый, краснорожий Гумар или еще более страшный Залим-Джери, рассказы о котором он не раз слышал от матери, — словом, появляется опасный человек, и он, Лю, спасает отца и Степана Ильича… Но тут, при виде Мусы, Лю постыдно растерялся.

— Зачем сидишь там? — повторил вопрос Муса.

Он выглядывал из-за плетня, огораживающего двор Баташевых. Поодаль виднелись испуганные лица Тембота и Сарымы, тоже застигнутых врасплох.

Наконец Лю нашелся.

— А ты что же, Муса, не видишь, что я делаю? — в свою очередь спросил он.

— А что ты делаешь? Сидишь?

— Да, сижу.

— А вот зачем сидишь?

— Кур отгоняю.

Ответ озадачил Мусу. «Странная забава у этого мальчика! Нет, не похоже, чтобы тут кого-то прятали, слишком все безмятежно» — так подумалось подозрительному Мусе.

— А что, твой отец Астемир, разбойник-большевик, еще не вернулся домой?

— Астемир и Эльдар и все большевики ушли в Чегем, — поспешила вмешаться Сарыма.

— Все равно далеко не уйдут. Аллах везде их нагонит.

И непрошеный гость поплелся со двора.

Вскоре после этого случая Лю опять сидел ранним утром на своем посту и прислушивался, как у них во дворе нана Думасара ворчит на Рыжую и на ее теленка, мешающего доить, — он норовил ухватить сосок материнского вымени. Лю вспомнил рассказ деда Баляцо о том, что в прежние времена люди отличались необыкновенной силой. Даже женщины. Случалось, хозяйка хватала за ногу такого надоедливого теленка и перебрасывала его через плетень… «Вот это да!» — думал мальчик.

Слышно было, как струя молока звонко бьет о ведро.

— Хозяюшка! — послышался вдруг слабый голос позади.

Лю обернулся.

Прислонясь к притолоке, в дверях стоял Степан Ильич.

— А, это ты, Лю… Покажись… Ишь какой кудрявый!

Но Лю уже не сидел на месте.

— Нана! Нана! — кричал он, влезая на плетень. — Истепан Ильич встал! Вот он!

— Хозяюшка! Хорошо бы молочка! — слабым голосом сказал Степан Ильич.

До чего же он был худ и некрасив, с бледным, одутловатым лицом, заросшим рыжей бородой! Но как, однако, порадовал и мальчика Лю и Думасару его пусть еще неокрепший голос, как приятно было уловить в его еще больных глазах едва заметную веселую искорку, когда по своей старой привычке Степан Ильич подмигнул Лю…

Так началось выздоровление Коломейцева, а дня через два полегчало и Астемиру.

Обоим не терпелось поскорее окрепнуть, и это нетерпение заражало всю семью. «Гони корову в стадо, пусть нальется молочком», — говорила по утрам мать. Лю подхлестывал Рыжую хворостинкой, и казалось ему — чем старательнее будет он гнать корову, тем скорее поправятся отец и Степан Ильич.

А у них аппетит все усиливался, и, видя в этом лучший признак выздоровления, Астемир велел ничего не жалеть из припасов. Закололи теленка, причем Лю и Сарыма всплакнули. И как раз в этот же вечер во двор въехала подвода деда Баляцо. Дед вернулся из степи, куда был третьего дня тайно вызван для встречи с посланцем Эльдара. Баляцо получил добрые вести от своих сыновей и, весело притопывая, разгружал подводу. Под сухими дровами нашлись и бараньи туши, и два куля муки, и кувшин, полный сала, лук, чеснок…

Давненько под крышами этих двух соседних домов не пахло такой вкусной и обильной едой, как в тот вечер… Да и на другой день Думасара и Сарыма, озираясь, то и дело носили со двора на двор котелки то с кипящим ляпсом, то с жирной картошкой, то с мамалыгой…

Степану Ильичу не сиделось без дела, и Бот принес ему сапожный инструмент. Степан Ильич принялся чинить сапоги — и свои и Астемира.

Бот частенько стал заходить к старому знакомому Степану, дабы спокойно поупражняться в русском языке.

Но вот однажды он прибежал встревоженный недоброй вестью.

— Слышите, кабардинцы, — проговорил он, хотя кабардинцем был только один Астемир, — слышите — беда! Идет атаман Шкуро!

Бот даже показал жестом, что это сулит: он как бы прицелился в собеседника и тут же в страхе отпрянул.

— Чей он атаман? — спросила Думасара.

— О, он не нашего круга атаман. Это волчий атаман, — серьезно и обеспокоенно сказал Степан Ильич.

— Валлаги! Его всадники скачут с волчьими хвостами, — Бот любил щегольнуть умением поддержать любой разговор. — Кто к папахе его пришьет, кто к лошадиному хвосту привяжет, как мы — красные ленты.