Чудесные поэмы

Жизнь! как всё-таки ты прекрасна!
Проще пареной сладкой репы
Эта догма, когда так ясно
В пять утра расцветает небо.
Пусть со связанными руками,
Пусть бескрылый и беспородный,
С полем, с небом ли под ногами…
Грязный, скомканный, но Свободный!

Нет в России такой долины,

Где Народ не сумел бы выжить!
Знать, и вправду он не скотина,
Раз живёт, ко всему привыкши.

Через рощу, порою ранней,

Вдоль кладбищенского забора
Проходя, он прочёл на камне:
Павел Павлович Долгогоров.
Ангел:
«Долгогоров… видать, долгами
Испокон наречён был род твой.
Горе – долг измерять горами…
Даже если должник ты мёртвый,
На детей перельётся горе…»
И, копая сих мыслей руды,
Долго, долго о гвоздь в заборе
Ангел резал верёвок путы.
Наконец, развязавшись вовсе,
Поклонился отцу сиротки
И, ходить обещая в гости,
В путь отправился некороткий.

Раны сохли, как дождь вчерашний.

Блеском выстиранной одежды
Ветер тихий, почти домашний,
Любовался, топыря вежды.

Ангел как-то свернул в сторонку,

Подустав от дорожной пыли.
Повстречалась ему сосёнка.
Сел он рядом. Разговорились.
«Понимаешь…» – сказал ей Ангел.
«Понимаю, – она сказала. —
Но не все ведь грибы поганки!
Есть и белые, хоть и мало…
Коли встал на путь правды доброй,
Значит, стал для чертей мишенью.
Испытания все испробуй.
Помни, Света боятся тени!»

Задремал. Видит сон… Квартира.

Он и демон. Борьба – армрестлинг.
Нюрка, Ванька, Федот, Глафира —
На диване. Михалыч – в кресле.
Ванька:
«Литр горькой на чёрта ставлю!»
Нюрка:
«Что ты, Ваня! Побойся бога!»
Ванька (шёпотом):
«Тише! Просто я пить бросаю.
Хватит жить уже однобоко,
Я женюсь. На тебе! Не против?»
Нюрка:
«Где же против?! Помилуй боже!
Вместо пугала в огороде
Завсегда ты сгодиться сможешь!»
Федот:
«Во даёт! Ну лихая девка!»
Глафира:
«Ты бы, Федя, заткнул хлебало!
День тому коромысла древко
О твой горб поломала… Мало?!»
Михалыч:
«Слышь, Икар, я смотрю, ты – добрый,
Завалить не стремишься чёрта.
Дай я врежу ему под рёбра,
Чтоб не скалил воронью морду!»
Ангел:
«Нет, Михалыч, он – тень, не боле».

А вдали всё звучала песня.

И был голос знаком до боли,
Только чей? Не признать, хоть тресни!

На траве поутру прохладно.

Ангел встал, пожевал крапивы
(Пользы много, на вкус приятно),
И, себя ощутив счастливым,
Пешим ходом подался в город:
Надо новые крылья строить!
А не то может Фея скоро
Позабыть своего героя.

Дальний путь, да простит читатель,

Сокращён (не в ущерб сюжету),
Но не вправе повествователь
Не вместить сюда песню эту
(Ангел пел её дни и ночи,
Ощущая себя Орфеем.
Так во сне ему, между прочим,
Напевала за кадром Фея):

«Там, где мирно, легко и просто,

Как в фантазиях утописта,
Вдруг упал Свет с Земли на звёзды,
И тех звёзд было ровно триста.
И со всех трёхсот звёзд глазели
Миллиардами глаз на Землю
Инозвёздные ротозеи,
Предаваясь вовсю веселью.

А Земля, что им всем светила,

Ощущала нутром тревогу
Оттого, что Людей носила
На себе, путь забывших к богу.
Словно всё, что есть в космосфере,
Это – быт, что придуман ими,
Состоящий из тех материй,
Для которых сыскали имя.

Механизм современной моды

Движет разумом человечьим,
А космические широты —
Бред, присущий лишь сумасшедшим…
В чём же истина мирозданья?
В чём же жизни суть во вселенной?
Дальше собственного незнанья
Разузнать не дано, наверно…»