Я окинула мужчину подчёркнутым взглядом превосходства и, стащив с его тарелки самый большой кусок фрукта, отправила его себе в рот.
— А чего мне бояться? — жуя, спокойно ответил Телар, не глядя на меня, сосредоточившись на кусочках гуаявы на тарелке. — Я люблю тебя, ты — меня, отныне мы будем вместе, следовательно, пусть привыкают.
Меня словно кирпичом по голове шарахнуло: Телар произнёс эти священные слова таким обыденным тоном, как если бы он являлся счастливым обладателем единственного в мире кобеля, выжившего после ядерной войны, а я — суки и сомнений в том, что отныне они должны жить вместе и старательно воспроизводить собачий род, не было.
От его слов я непроизвольно глубоко вдохнула, и пришпоренный воздухом кусок не разжеванного фрукта заткнул моё горло, словно точно подогнанная пробка — горлышко бутылки. Почувствовав, что не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть и смертельно испугавшись, я вскочила, вылупив глаза, и сжала горло обеими руками, как если бы пыталась выдавить злосчастный кусок наружу. Не на шутку перепуганный Телар подскочил ко мне, едва не опрокинув стол и, обхватив меня сзади, изо всех сил нажал руками на живот. В тот же миг, собрав остатки мужества, катастрофически исчезающего под воздействием паники, я сделала резкий выдох и под напором наших с Теларом совместных усилий кусок гуаявы выскочил. Поддерживаемая Теларом, я медленно опустилась обратно в кресло, не в силах успокоить трясущиеся руки и ноги — настолько силён был стресс.
— Господи, как тебя угораздило? — испуганным голосом прошептал присевший рядом Телар, которого трясло не меньше, чем меня.
Он принялся бестолково поглаживать меня по плечу.
Замахав беспорядочно руками и тряхнув головой, я остановила его, дав понять, что не намерена сейчас ничего обсуждать и вообще хочу, чтобы меня на время оставили в покое. Телар послушно повиновался и без особого энтузиазма вновь сосредоточился на своей гуаяве.
Опомнившись от стресса, связанного со злополучным куском одного из самых любимых фруктов, я вновь попала под стресс, но уже от фразы, произнесённой мужчиной и спровоцировавшей инцидент, едва не лишивший меня жизни. Две вещи в словах Телара сразили меня наповал. Во–первых, всего несколько минут назад я пришла к заключению о неготовности услышать признание в любви и тут — на тебе, признание, как гром среди ясного неба. Во–вторых, я же женщина! Да, в чем–то сильная и мужественная, но
Ехидная память на пару с воображением тотчас прокрутили в голове отрывок из кинофильма «Обыкновенное чудо»: «Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я — чертовски привлекателен. Чего зря время терять? В полночь жду». Так куда там герой приглашал героиню? На сеновал? М-да… После
Телар говорил так, как будто давным–давно и неоднократно излил мне свои чувства и теперь лишь повторял то, что было и так известно, причём всему свету. Но больше всего бесило даже не это, а беспечная уверенность, с которой он утверждал, будто
«Закрой рот и не вздумай спорить, послушай умного человека… что–то здесь не так», — предупредительно зазвучал в голове знакомый поучающий голос в тот самый момент, когда я уже была готова взорваться.
На этот раз я не стала с ним спорить, а неимоверным усилием воли взяла себя в руки, на ходу меняя тактику.
— Прости, не поняла, что ты там сказал? — спокойно спросила я, втайне на что–то надеясь… м-да… и от себя в тайне тоже.
— Что? — на автомате отозвался Телар, не переставая жевать, но отводя взгляд от тарелки и фокусируясь на мне.
— Что ты сказал, когда я подавилась? — терпеливо переспросила я.
— А! Спросил, как тебя угораздило, — наконец, сориентировался он и положил в рот очередной кусок гуаявы.
Вот ёлки зелёные, сама виновата: каков вопрос, таков и ответ.
— Да не про это, — отмахнулась я, начиная нервничать. —
Еще чуть–чуть — и я надену блюдо с фруктами ему на голову.
Телар на мгновение опешил, но жевать прекратил и поспешно проглотил еду. Он наморщил лоб, пытаясь сообразить, о чём это я, и через несколько секунд раздумий обрадовано выпалил:
— А, вот ты про что! Я сказал, что плевать хотел на сплетни, поскольку мы с тобой любим друг друга и всё равно поженимся, — сказал и снова принялся за гуаяву.