Чудик

— Мы ждем друг друга. Она регентом будет, церковным хором руководить, матушкой готовится стать. Это не каждой по силам. Жены священников имеют много детей, а современные девчата часто лишь о фигуре думают, чтобы быть, как Барби. Ты не дразни меня. Лучше подумай, как раскаяться за свою прошлую жизнь.

— Вот так всегда у меня: как хороший парень, так уже чей-то, — грустно призналась Рая, а потом с вызовом спросила: — А в чем, интересно, мне нужно каяться? Я никому ничего плохого не делала. Ничью семью не разбила, никого на себе не женила, хотя, поверь, могла бы.

— Ты чистоту девичью не сохранила. Это большой грех. Он отзовется на твоих потомках.

— Вот как?

— И ходишь ты порой, обнажив пуп, — это тоже соблазн для ребят. Они мысленно грешат, глядя на тебя, и тебе быть за это в ответе.

— А ты, правда, зануда. Рядом с тобой юная девушка, жаждущая ласк, а ты морали читаешь. Уходи-ка лучше к своей тете.

— Хорошо.

Серафим взял полотенце и пошел.

— И я никого не соблазняла, — крикнула она ему вдогонку. — Меня Лёнька уговорил испытать тебя. Вон, посмотри, они в кустах затаились с фотоаппаратом…

— Ах, вот что… Тогда мне кое-что стало ясно.

— Что тебе ясно? Им плохо оттого, что ты не похож на них! Никто не верит тебе. Считают, что вся твоя вера — сплошная показуха. Никто не верит ни в какие святыни. Их нет! Их придумали!

— Бедняги, — вздохнул Серафим и обернулся, — Неужели они в кустах? Кто же там?

Он шагнул к зарослям. Кустарник зашевелился и зашуршал.

— Да, действительно готовился фоторепортаж с места события, — Серафим посмотрел на Раю: — И ты согласилась? Зачем?

— Для забавы. На память.

— Напрасно, каждый миг нашей жизни уже запечатлен для Страшного суда.

— Какого еще суда?

— Ты что, не знаешь?

— Нет.

— После второго пришествия Господа все предстанут на суд Божий — и мертвые, и живые. И все плохие дела наши, нераскаянные, обнажатся.

— И мой пуп?

Серафим засмеялся:

— И пупик. Так что — успей покаяться, пока Церковь зовет.

В этот момент с другого берега донесся колокольный звон, призывающий к святой службе.

— Не зря сказано: сколько радости на небесах будет об одном грешнике кающемся.

— Ну, покаялся — и что?

— Эти грехи с тебя снимутся, если начнешь новую жизнь.

— Понятно: можно грешить и каяться, грешить и каяться. Ну, не лицемерие ли это?

— Бог же видит наши сердца. Лукавую исповедь Он не принимает.

— Да, тут есть о чем подумать.

— Подумай.

Оставшись одна, Рая какое-то время слушала благовест, а потом, не понимая себя, перекрестилась.

Глава 5 Признание

Тетя Тамара была чем-то обеспокоена, даже подавлена. Серафим прямо спросил ее:

— Что-нибудь случилось?

— Маме Семена все хуже и хуже. Соседки не оставляют ее одну. В эту ночь я с ней буду. Не теряй меня.

— Да-да. А как молиться о ней?

— Имя ее Анастасия. По батюшке Ниловна. Она трудную жизнь прожила. Вот и Семен не простой сынок оказался. В тюрьму угодил. Разве для материнского сердца это легко?

— За что же его посадили?

— Лучше спроси — за кого?

— За кого? — догадываясь, спросил Серафим.

— Да за меня, грешную, — тетя Тамара закрыла лицо рукой и покачала головой.

— Как же так, тетушка?

— Мы с Семеном дружили, но он и курил, и выпивал крепко. Как заговорил о свадьбе, я прямо сказала: пока он пьет и курит, ни о какой семье речи быть не может. Я только пединститут закончила. Меня сюда учительницей направили, в селе культуру поднимать. Вот я себя борцом и чувствовала — все с маху рубила. Он даже пытался обуздать свои привычки, но тут появился соперник из соседнего села. Молодой, интересный. Меня стал обхаживать, сватов обещал прислать. А я ни тому, ни другому согласия не давала. Семен настаивал, чтобы я определенно ответила. Я колебалась. Знаешь, выходить за выпивоху опасно: всю жизнь можно поломать и себе, и детям. Хоть и нравился он мне, но я не решалась. Все тянула, тянула.

Соперник тоже ждать не хотел. За помощью пошел к Комарихе, к колдунье, чтобы она меня к нему приворожила. Комариха ко мне повадилась, что-то испить уговаривала.

Семен, как узнал, ворвался к ней, посадил ее в погреб да на крышку сундук придвинул. Она там сутки просидела, пока соседки не спохватились — куда ведьма исчезла?

Вытащили. Та подала в суд на Семена. Обвинила его еще в какой-то краже. Деревня гудит. Многие меня осуждают. Да и я сама места не находила. Как после этого детишек учить?

Семена забрали. Тому сопернику я сразу отказала: поняла, что никто другой, кроме Семена, мне не нужен. Адрес узнала, написала, что виню себя, что ждать буду и на весь его срок беру обет молчания.

Для деревенских в записке на внезапную нервную болезнь сослалась. На ферму пошла работать. Там молчать можно, буренки и без слов тебя понимают.

— Но почему ты взяла именно обет молчания?

— Чтобы легче было сохранить себя. Тот, кто сватался, мгновенно забыл дорожку к моему дому. Да и соседушки перестали сплетнями донимать. Грешит не только тот, кто праздное говорит, но и кто слушает. Святой Дух тогда покидает тебя. Так старцы учат, да и сама я это заметила.