Чудище

Савашкевич Яцек Чудище

Яцек САВАШКЕВИЧ

ЧУДИЩЕ

Приползло оно неведомо откуда и неведомо когда. Скорее всего ночью. Развалилось посередке, вонзило ястребиные когти в грунт, распахнуло пасть и завопило:

- Жрать!

Мы пошли всей толпой, чтобы на него поглядеть. Лапки у него были крохотные, к работе, видать, непривычные, зато глотка и брюхо, распластавшееся на земле - вместительные, аж жуть!

- Жрать! - повторило оно, обдувая зловонным дыханием. - Жрать, а то сараи попалю, овины потопчу, дома порушу!

Захлопало глазищами, что плошками, облизнулось слюнявым языком и снова морду шелудивую разверзло.

Собрались соседи и давай советоваться Полдня так просовещались, но никакого мудрого способа против тварюги этой не придумали.

- Ничего не остается, придется дать ей жрать, - сказал один. - Иначе она все добро наше загубит.

Покивали люди головами, разошлись по домам своим и давай тащить, кто что может. Сваливали все в одну кучу, возле головы страшилища, а оно урчало, рыгало и жрало, не забывая поглядывать, растет ли куча.

- Может оно нажрется наконец, - вздохнул кто-то, - да и уползет себе.

Но как-то так не делалось. Час от часа становилось оно все ненасытнее, жрало все больше, и в брюхе у него бурчало все громче. И обнахалилось чудище поганое. Уже и на нас начало поглядывать с аппетитом, аж мурашки по спине забегали, а пасть раскрыло так, что там бы и стог сена уместился. Жрать давать - плохо, поскольку растет оно, не давать - еще хуже.

- Может, барана с серой ему подсунуть, - предложил кто-то, притащив мешок муки.

Страшилище уши косматые насторожило, жрать на минуту перестало, икнуло так, что земля дрогнула, и заявило громогласно:

- Свежатиной не питаюсь. Продуктами меня снабжать фабричного производства! Только они мне по вкусу!

Под вечер мы опустошили все закрома, но тому все мало было. Но тут кто-то обнаружил в магазине консервы старые, проржавелые, раздувшиеся.

- Пусть вот ими подзаправится, - решили мы. - На ночь оно жрать перестанет, вот и выдастся минутка, дабы что-нибудь придумать.

Перестать-то оно перестало. Где-то заполночь зевнуло мерзко, заявило, что утром нам еще покажет, на что способно, и заснуло. Мы просидели возле него всю ночь. А под утро тварюга эта перевернулась раздутым брюхом вверх, подергала лапками и околела.

Чуть не месяц разделывали мы зловонную тушу, чтобы заготовить и законсервировать ее про запас. Теперь, если другое такое чудище приползет, нам будет чем его кормить.