Чудная планета

Младший сержант глядела на Скворцова подозрительно. Зачем он пожаловал сюда? Если записываться в один из кружков, то почему не сделал этого раньше? Впрочем, может быть, он самодеятельный актер и хочет вступить в драматический кружок. А еще вероятнее, что этот опасный тип хочет как-нибудь затемнить, чтобы выйти из штрафной бригады. Эта бригада занималась осенним сплавом леса, но в связи с ледоставом привезена сюда, чтобы отправиться на лесоповал. Возможно, Скворцов будет сейчас просить начальницу КВЧ оставить его в главном лагере. Она заранее решила, что делать этого не будет, хоть он и «социально близкий».

Однако оказалось, что Скворцов явился с предложением выступить на предстоящем концерте с чтением стихов Маяковского. Он сказал, что имеет опыт таких выступлений со сцены студенческого клуба. У них на факультете художественное чтение всячески поощрялось как почти необходимое для будущих преподавателей литературы искусство. И что он, якобы, в этом искусстве очень преуспел и готов это сейчас продемонстрировать. Бóльшую часть из написанного «Владим Владимычем» он знает на память, а для освежения того, что не вошло в этот фонд, ему достаточно какого-нибудь часа. Так что времени на подготовку ему почти не нужно. Не нужно и перевода с лесной командировки, на которую он отправляется завтра утром. Достаточно, чтобы гражданин начальник отозвала его в день концерта на один вечер. Однако необходимо, чтобы стихи для прочтения на этом концерте она отобрала и утвердила уже сегодня в течение оставшегося до поверки получаса. После этой поверки их, штрафников, из барака уже не выпустят.

Предложение застало начальницу врасплох, хотя и пришлось очень кстати. Советчик-кинорежиссер уже при составлении программы концерта предлагал ей включить в неё художественное чтение. Оно, мол, будет способствовать разнообразию программы и может усилить политико-воспитательную направленность концерта. С этим она согласилась, но предложение отвергла. Стихи бывают либо про любовь, либо про революцию и строительство коммунизма. О любви в лагере лучше помолчать, за нее тут в кондей сажают. А что касается революционных стихов, то кто их будет читать? Всё те же здешние интеллигенты с «ка-эр» статьями? Но гулаговская инструкция, допускающая теперь в самодеятельность заключенных этой категории, тем не менее, не рекомендует доверять им положительные роли в советских пьесах. Значит, и поручать читать стихи про революцию тоже нельзя. «Исказитель образа вождя» только вздохнул и пробормотал что-то про то, что догматическое мышление тоже имеет свою логику.

Теперь положение менялось. Свои услуги в качестве чтеца стихов пролетарского поэта предлагал «социально близкий» заключенный. Правду говоря, сама Пантелеева эти стихи недолюбливала и понимала их плохо. В школе она так и не смогла заучить обязательного в программе по литературе «Паспорта», а уж такие вещи, как «Облако в штанах», не вызывали у нее ничего кроме скуки и недоумения. Но она, конечно, знала, что сам Сталин считает Маяковского первым из революционных поэтов, а строфы из его стихов постоянно употребляются как лозунги. Только вот кто выберет, что из этих стихов следовало бы прочесть со здешней сцены и по какой книжке? Судя по старым спискам книг в лагерной библиотеке, среди них было и «Избранное» Маяковского. Но его давно, видимо, раскурили на цигарки. А тут еще этот хлюст предлагает решить вопрос немедленно. Может, опять что-нибудь затевает и только врет, что умеет хорошо читать стихи? Эх, жаль, что нет рядом ее консультанта по таким вопросам! Тот сразу бы разобрал, что к чему. Но ничего не поделаешь, приходится обходиться без него.

— А ну, прочитай что-нибудь из Маяковского, если вправду помнишь… А вы отдохните! — обратилась начальница к музыкантам.

Те перестали играть, но продолжали шушукаться и ухмыляться, уставившись на Скворцова. До сих пор было известно, что у него есть только один талант — подстраивать окружающим самые неожиданные каверзы.

— Уважаемые товарищи потомки…

Шушуканье сразу смолкло. Обращение прозвучало неожиданно громко и так, будто оно было произнесено с высокой трибуны. Да и сам Скворцов, парень очень немалого роста, как бы еще вырос и, несмотря на свое обшарпанное одеяние, стал похож на Маяковского с некоторых из его фотографий. Может быть потому, что он стоял посреди комнаты слегка расставив ноги, заложив руки за спину и хмуро, чуть исподлобья, глядя куда-то сквозь окружающих.

Роясь в сегодняшнем, окаменевшем г…
И изучая наших лет потемки,
Возможно, вы спросите и обо мне…

Слово «дерьмо», напечатанное во всех изданиях произведений Маяковского, чтец заменил словом более грубым, но точно укладывающимся в размеры и рифму строфы. Вообще исполнение бывшего литфаковца отличала та особая манера чтения, которую разработал для своих стихотворений сам покойный поэт. Его голос звучал то иронично и зло: