Чудно узорочье твое (СИ)

— Могилы поэтов искала. Литературный некрополь из Симонова монастыря в Новодевичий нужно было перенести… Все ищет могилу Веневитинова, совсем молодым умер… а она ищет. Нас, кажется, к ужину зовут, — он торопливо поднялся и, как показалось Лиде, уже сожалел о том, что выдал посторонней девице лишнее.

«Да она ему нравится, эта любительница бродить по кладбищам». Лида тактично не стала больше ничего расспрашивать, а, закрыв альбом, пошла следом.

— Петр Дмитриевич, вы мне так и не ответили — возьмете или нет, ну, в Юрьев?

— Я, Лидочка, в Юрьев не поеду, в Москве нынче много дел. Коля будет работами по Георгиевскому собору руководить.

— Коля? — не поняла Лида.

— Николай, — указал на бредущего от реки с полотенцем на плече Колмакова.

— Он же еще молодой, — с досады ляпнула Лида.

— Ну, не такой уж и молодой, двадцать восемь лет, опыт уже большой. И в работе нудный, в хорошем смысле этого слова.

— У «нудного» может быть хороший смысл?

— Может — может, — закивал Бараховский.

Задача усложнялась. Как подойти к Колмакову и набиться в экспедицию? Охватывало жуткое стеснение, и не понятно — откуда оно бралось, наверное, из-за возникшей с первой встречи неприязни. Да он ее и не возьмет. Он же сказал Мите — зачем девиц набрали. Может, через Митю удочку закинуть? Ну, что ему трудно, что ли, за сестру словечко замолвить? Хотя понятно, что он скажет — большие девочки должны решать свои проблемы сами. Это Лида помнила еще со школьной поры, когда просила решить за нее задачки. «Подойду и сама спрошу у Колмакова, ну не съест же он меня. Скажет — нет, тогда буду Митю подключать и Игоря Эммануиловича, он, кстати, мне обещал. Где этот мелковатый Колмаков и где Грабарь, разные весовые категории. Скажет — возьми ее, и куда он денется. Тоже мне — генерал от реставраторов, молоко на губах не обсохло». Она так себя накрутила, что уже готова была броситься с кулаками на ничего не подозревающего Колмакова. Когда есть заветная мечта, все преграды жутко раздражают, а вот эта, так особенно.

Глава V Костер

У полевой кухни было оживленно, наконец-то вернулся Виктор Иванович. Он в красках рассказывал о своих станционных приключениях и не без гордости выкладывал добытые продукты. Последней на грубо сколоченном столе появилась пузатая бутылка без этикетки. Иваныч воровато покосился на Бараховского, неуклюже прикрывая стеклянный бок ржаным караваем.

— Ну, так отметить же нужно чудесное… — он замялся.

— Воскрешение, — ляпнул за него Плотников.

— Оставим на последний день, — отрезал Бараховский, хмурясь.

— Да тут-то и работы осталось, так, на пару деньков. Леса вон разобрать да прибраться за собой. Делов-то, — пробурчал Иваныч, но бутылку убрал.

Ужин поспел. Донести от костра котелок с борщом Зина попросила конечно же Колмакова, а сама принялась разливать горячую жидкость по протянутым к ней мискам. Борщ пошел хорошо, все изрядно проголодались и какое-то время ели молча, слаженно работая ложками.

— А я вот еще на почту заглянул, газеток прикупил, — зашуршал в мешке Иваныч, — а то живем бирюками и новостей не знаем.

— Ага, вдруг уже война с мировым империализмом началась, — хрюкнул в свою миску Плотников.

— Вот совсем не смешно, Яша, совсем не смешно, — отложил газету Иваныч. — Ты-то еще зеленый, а вот мы с Петей повоевать успели, совсем не смешно.

— Вкусный борщ, Зина, добавки там не будет? — перевел разговор Бараховский, не желая вспоминать свое военное прошлое.

— А как же, все будет, — закивала Зина, вскакивая и показывая расторопность. — А вам, Николай Ефремович? — повернулась она к Колмакову.

— Спасибо, не надо, — отказался он, — я вот лучше хлебушка. Хороший хлеб. Товарищ Скоркина, берите, не стесняйтесь, — отломил он кусок для Лиды, подмигивая.

Это ироничное «товарищ Скоркина» резануло по ушам, и в другое время Лида высокомерно отказалась бы, но теперь обстоятельства поменялись, вести себя следовало осторожно, и она, поблагодарив, приняла подношение. А привезенный Иванычем хлеб действительно был хорош, с ароматной корочкой, и совсем не зачерствел. У бабы Даши Лида пробовала не хуже, но здесь у костра на свежем воздухе все казалось вкуснее, даже бледненький борщ Зины.

— Дорога не просохла? — поинтересовался Бараховский.

— Просохло, так и что, колдобина на колдобине, — проворчал Иваныч. — Как они здесь выживают? Даже телеграмму не отправить, почта одна на сотни верст.

— Почта! — вдруг как ужаленный подскочил Митя. — Как я мог забыть⁈ — ударил он себя по лбу.

— Саныч, ты чего? — оборотились на него взгляды.

— Письма, я ж вам письма привез. Это ж надо, так запамятовать!

Митя сорвался с места и побежал к палатке, долго там копался и наконец вернулся с пачкой писем:

— Танцевать просить не стану — дорога ложка к обеду, виноват. Петя, это твое, — протянул Митя два конверта Бараховскому.