Чудно узорочье твое (СИ)

— Все сделаем как надо, — погладила его по плечу баб Даша. — Не переживай, посвети вот сюда.

Колмаков поднял и слегка наклонил свечу, расширяя круг света, капля воска упала на шею покойнику и… Бараховский открыл глаза.

Лида завизжала так, как никогда не визжала в своей жизни, казалось, и сама ее душа обратилась в один отчаянный визг. Отлетая, она больно ударилась головой о бревенчатую стену.

— Митрич, живой, живой, чертяка! — давясь слезами, сгреб Николай Бараховского в объятья.

— Не чертыхайся в храме, — одернула Колмакова бабка.

— Спина болит, Коля, не тряси, — слабым голосом проговорил Бараховский.

— Ну, с такой-то спиной теперь до ста лет не прожить, — сделала бабка вывод, — но до девяносто доковыляет. Дел-то много?

— Много, — со стоном проговорил Бараховский, чуть приподнимаясь.

Лида привалилась к стене, отходя от пережитого шока, ноги сделались чугунными и не хотели двигаться, сердце продолжало бешено колотиться. Из противоположного угла на испуганное чадо с печальной улыбкой смотрел вырезанный из дерева Николай Угодник.

— А-а-а!!! Силы небесные! — загремело от дверей.

Это восставшего со смертного одра узрел седовласый Виктор Иванович.

Глава IV Нудный

Бледный Бараховский, с подарком баб Даши — пуховой подушкой под спиной, полулежал на топчане у куста калины и руководил замерами, а Митя, Колмаков и Плотников скакали козлами по лесам. Выделенные колхозным председателем помощники из местных разошлись по домам, так как деньги у экспедиции на оплату их трудов закончились.

Бывший покойный оказался удивительным живчиком. Морщась от боли, он все время порывался встать и что-то показать младшим товарищам «сам» и «как надо». Его тонкие крепкие пальцы порхали в воздухе, без дирижерской палочки настраивая малый оркестр реставраторов. Треснувшее у края пенсне сверкало на солнце, усиливая искру, исходившую от неугомонного Митрича.

Связующим звеном между топчаном и лесами выступала Лида: подай, принеси, запиши результаты, «пойди скажи им», «покричи, чтоб левее забирали», «как слезет, дай вон той бестолочи подзатыльник, а то я не дотянусь» и прочее — прочее. А еще за ней были наброски — вид с севера, вид с востока на алтарную апсиду, южная стена, чертеж восьмерика колокольни с масштабом, зарисовка кружевных наличников и врат. Может, фотоаппарат и был, Лида его не видела и старательно выполняла каждое задание. Листы в альбоме стремительно заканчивались, а впереди еще были наброски внутреннего убранства, ярусов алтаря и деревянных скульптур Николая Угодника и Параскевы Пятницы. Раньше эту работу выполнял Виктор Иванович, но убедившись, что у молодой художницы неплохо получается, он со спокойной совестью уехал с Макарычем на станцию прикупить еще еды на увеличившуюся братию и узнать про билеты до Вологды. По завершении обмеров, следовало ехать на родину кружева, а там на перекладных или пешком, это уж как получится, еще к двум объектам.

Какими же смешными теперь казались страхи Лиды, что ей не найдется работа, работы было хоть отбавляй, так, что к вечеру ноги уже плохо передвигались, а поясницу ломило. К пестрому ситцевому подарку Лида приспособилась через пару дней, лихо заправляя за пояс край длинного подола, собственная юбчонка лежала на дне мешка, потому что бдительная баб Даша все время крутилась возле отряда, а обижать старушку Лиде не хотелось.

Ушлая Зина сама себя определила при кухне и расставаться с походным котелком, чтобы подменить напарницу, не собиралась. Готовила она без фантазий, но по-деревенски основательно и вполне сносно, мужички ели и нахваливали, а что еще нужно?

Среди харчевавшихся Зина, к досаде Плотникова, явно стала выделять Колмакова — подкладывала ему лучшие куски, лично наливала до краев его гнутую жестяную миску, только его просила нарубить дров, хотя и сама могла махать топором с лихостью лесоруба, а еще как бы невзначай подсаживалась ближе у вечернего костра на мини-планерке, прикуривала от его папиросы и пела бархатным низким голосом «Мой костер в тумане светит», призывно стреляя глазами. Смешно! Лида была возмущена — ну где же девичья гордость, разве так можно стелиться перед мужчиной? Сам Николай со всеми держался просто, приветливо, с Зиной немного флиртовал и подшучивал, но не более… или более, и наваристые щи все же постепенно пробивали стежку.

Что делали все по ночам Лида не знала, потому что баба Даша выдвинула условие: «Вы мне жиличку, а я вам молоко парное, а то мне вечерами и поговорить не с кем». Где-то на подсознании крутились дурацкие детские страхи, а вдруг отряд возьмет, да и оставит ее «в дочерях» у местной бабушки. Было и смешно от этого и немного грустно. Лида согласилась ночевать в большой деревенской избе, туда же баб Даша приглашала и «калечного» Бараховского, но тот отказался, предпочитая топчан в палатке.