Чудо-2018, или Как Путин спас Россию

Странную, непонятную стеснительность чувствовал Сухарев. Смущал его этот человек, а чем – непонятно. Может, своей неопределенностью, таинственностью? Лет уж двадцать, если не больше, работает Семенов завскладом, а что он за человек, Сухарев не знает. Если бы пил, прогуливал, опаздывал, пренебрегал работой, было бы известно, но Семенов не пил, не прогуливал и не пренебрегал. А на совещаниях отмалчивался.

Сухарев кашлянул, хмыкнул, отпил большой глоток остывшего чаю и решился иди напрямик:

– Ты ведь на полигоне был, когда Владимир Владимирович приезжал?

– Какой Владимир Владимирович? – от неожиданности не понял Семенов.

– Какой? Ишь ты, хитрец! – Сухарев рассмеялся неприятным для самого себя тенорком и погрозил Семенову пальцем, а потом указал пальцем на портрет Путина, висевший на стене за его столом.

– А. Да, был, – сказал Семенов.

– И как? Пообщались?

– Не без этого, – с легкостью признался Семенов.

– И о чем говорили?

– Да я уж не помню. Про ветер что-то.

– Про ветер?

– Вроде того. Я рядом шел, а он так лицо отвернул, дуло потому что. И говорит: ветрено у вас.

– А ты?

– А я говорю: да, такие места. Что, не надо было?

– Почему? Факт есть факт, места у нас ветреные. А он не говорил что-то вроде того, что преемника ищет?

Семенов пожал плечами.

Дмитрий Васильевич, не в силах больше выносить неопределенности, высказался напрямик:

– Значит, человека из народа решил выдвинуть? Из глубинки? А что, давно пора! До президентства, конечно, дела не дойдет, но зато Владимир Владимирович посмотрит, как люди отреагируют? Да?

– Наверно, – Семенов не понимал, о чем речь, но его это и не заботило, он думал, что там сейчас делает Мишаня, не сунет ли партию стеклянных банок на стеллаж с жестяными, не поставит ли свинину к говядине, а овощное рагу к перловой каше? С него станется, он не порядком интересуется, а той музыкой, что засунута у него в уши. Да еще и подпевает английским языком, бездельник.

– А вы, значит, решили никому не говорить? – допытывался Сухарев. – Тоже правильно, президент у нас, говорят, сюрпризы любит, а какой же сюрприз, если все узнают? Но я вам вот что скажу: мы все равно организуем поддержку. Создадим общественное мнение. Ну, и все, что полагается.

Читатели могут подумать, что Сухарев сразу поверил, будто именно этот Андрей Семенов, его кладовщик, выдвигается на выборы. Нет, он не сразу поверил. Он только допустил эту возможность, исходя из убеждения, что в России может случиться все, в том числе то, чего случиться вроде бы никак не может. Он допустил и подстраховался, забежал вперед. Даже если все окажется не так, хуже не будет.

Поэтому дополнительно озаботился:

– Кстати, Андрей Петрович, у вас с жилищными условиями как?

– Нормально. Нет, тесновато немного, дочь у меня замуж вышла, с нами живут, но это временно. На ипотеку копят.

– Непорядок, взрослые дети должны отдельно жить. Квартира у вас в каком доме?

– В своем. Домик у нас на земле. На двух хозяев, но ничего, зато садик две сотки.

– А дачи нет?

– Да как-то не собрались.

– Понял! – радостно сказал Сухарев, предвкушая доброе дело. – Ну что ж, идите, работайте!

– Спасибо. А план когда подать?

– Какой?

– На расширение?

– Да когда будет готов, тогда и подадите.

И Семенов ушел, торопясь к своему складу и начиная в уме представлять, каким должно быть дополнительное помещение.

Альбина, убирая чайные чашки, выключила селектор. А потом шмыгнула в бухгалтерию.

Три бухгалтерши, работавшие вместе очень давно и похожие, как сестры, выслушали новость со скептицизмом, свойственным всем, кто имеет дело с чужими деньгами, часто при этом выписывая другим намного больше, чем себе.

– Ерунда все это, – сказали они.

– Ага, думаете, Дмитрий Васильевич будет всерьез ерунду обсуждать? Вы, наверно, не поняли, Семенова не в президенты выдвигают, а в претенденты. Есть разница?

– Есть, – согласились бухгалтерши. – Это запросто, в претенденты кого угодно можно. Теоретически.

Они с подобными процессами тоже имели дело, понимали, что значит, когда теоретически, на бумаге, выписываешь одну сумму, а практически, на руки, человек получает другую. Больше или меньше, в зависимости от отношения начальства.

– Он ему говорит, почему вас, а тот ему говорит, потому что я человек из народа, – пересказывала Альбина своими словами беседу Сухарева и Семенова. – А он ему говорит, ловко вы, говорит, провернули это на полигоне, когда там были, а тот говорит, да, говорит, договорились потихоньку. Он для этого и прилетал сюда, а думали, полигон посмотреть!

– Да, – кивали бухгалтерши, – так государственные дела и делаются. Вроде все на виду, а ты ничего не видишь. Вроде все понятно, а ничего не понимаешь. Взять хоть всю нашу жизнь, в смысле политики, – принялись рассуждать бухгалтерши, вообще по роду профессии к этому склонные. – С одной стороны, как бы ясно, куда идем, а с другой стороны, спроси нас, ведь не ответим. Как бы в капитализм, но какой-то он опять социалистический у нас.

– Это неважно! – отмахнулась от пустяков Альбина. – Главное, кто бы подумал! Кладовщик Семенов, скажите на милость! Тоже мне начальство!