– А на каком основании? Заявления нет и быть не может! Я увольняться не собираюсь! Пусть сам уволит, а я посмотрю, как у него это получится!
И Семенов отправился на склад, взял у Мишани свои тетради, попенял ему за отсутствие новых записей, а тут как раз началась отгрузка очередной партии. Андрей Петрович работал бодро, поторапливал грузчиков, наставлял, как обращаться с банками, чтобы металлические не мялись, а стеклянные не бились. Мишаня весело помогал ему, не спрашивая, как получилось, что Семенов вернулся на склад. Он без Андрея Петровича сразу же увяз в простом с виду деле размещения и хранения продукции. Казалось бы, тут и думать не о чем: тушенку ставь к тушенке, гречневую кашу к гречневой каше. Но как быть, если стеллажи с тушенкой забиты под самый потолок, а рядом нет места? Мечешься, находишь свободные полки в углу, ставишь там банки, не помещаются, впопыхах громоздишь пирамиду возле этих полок, а тут уже новая партия – какие-нибудь овощи, а где у нас овощи, и почему так много банок оказалось на полу, пройти мешают, сыплются… Семенов за час навел порядок, все оказалось на своих местах, которых, как выяснилось, достаточно, и на полу ничего не осталось.
Приходили работники из цехов – посмотреть. Никто уже не злорадствовал, не смеялся. Видели серьезное, озабоченное делом лицо Семенова, наблюдали за его сноровистыми действиями, о чем-то думали и уходили, продолжая думать.
Тут позвонили по заводскому телефону.
Мишаня взял трубку, послушал, протянул Андрею Петровичу.
– Вас.
– Слушаю! – с деловитой приветливостью отозвался Семенов.
– Ты чем там занимаешься? – спросил голос Сухарева.
– Работаю.
– Не дури, Андрей Петрович! Может, мы оба погорячились, не спорю. Но ведь сам понимаешь, резонанс пошел, как бы я выглядел, если бы оставил без последствий? Ты вот что, давай иди как бы в отпуск, оплатим, не беспокойся. А через месяц вернешься.
– Отпуск у меня был в июне, спасибо. А приказ ваш считаю незаконным. Или вы его отмените, или я буду решать через суд.
– Андрей Петрович, это ты? – усомнился Сухарев. – Ты не выпил часом?
– Абсолютно нет, приходите, убедитесь!
Сухарев, положив трубку, принялся размышлять. С одной стороны, понятно, у Семенова что-то вроде истерики в производственной форме. С другой, весь завод, вся городская власть увидит, что директор не смог справиться с кладовщиком. Это нехорошо, неправильно. Значит, придется принять превентивные меры.
Слово «превентивные» Сухарев понимал по-своему. Он услышал его давно, еще в молодости, и ему показалось, что корень там – «винтить». То есть – привинтивные меры, привинчивающие и завинчивающие.
Свинтить придется Семенова, нет другого выхода.
И он позвонил в отдел охраны.
На заводе как раз заканчивалась смена. Работники, группами направляясь к выходу из цеха, увидели странную картину: двое охранников ведут Семенова, заломив ему руку за спину, отчего тот согнулся в три погибели, а снизу слышится:
– Отпустите, дураки, сам пойду!
Ветеран завода Топоров, мужчина степенный и обычно молчаливый, подошел и сказал:
– Чего вы, в самом деле? Нельзя по-человечески?
– Гуляй, отец! – ответил один из охранников. – Не твое дело!
– Завод мой, и дело мое! – не согласился Топоров. – Отпусти, сказано, ты ему руку вывихнешь!
И тут охранник толкнул Топорова, в чем не было необходимости, потому что ветеран стоял не на пути, а сбоку. Толкнул неудачно, Топоров обо что-то запнулся и упал. На беду, неподалеку был его племянник Костя, малый дюжий, который всегда был рад поводу размяться. Он схватил обидчика за грудки одной рукою, оторвал его от Семенова и отвесил такую плюху, что охранник отлетел на три шага и грохнулся на бетонный пол. Второй охранник растерянно стоял, не зная, что делать. Вокруг собрались люди.
– Нам приказали… – начал оправдываться второй охранник.
– Что вам приказали? – сурово спросил Топоров, уже вставший и отряхивавший одежду. – Над людьми измываться приказали? Тут вам не это… – он подыскивал сравнение, но не нашел.
– Не зона! – подсказал один из грузчиков, хорошо помнивший, что такое тюремная зона.
– Сначала над человеком посмеялись, а теперь вообще унижают! – негодовал Топоров. – Петрович, ты как?
– Нормально, – отпущенный Андрей Петрович, морщась, потирал руки.
– Им бы вот так вывернуть, они бы завыли, гады! – крикнул Костя и подскочил к лежащему охраннику с явным намерением заставить его завыть.
А тот счел за лучшее остаться там, где упал. Костя же лежачих никогда не бил.
– Ладно, – сказал Семенов. – Повеселились. Сам уйду.
– И зря! – осудил Топоров. – Если таких работников увольнять будут, к чему это приведет? А?
Но Семенов, махнув рукой, пошел из цеха.
Сухарев из окна кабинета увидел, как из заводского корпуса вышла густая, дружная толпа, провожающая Семенова.
– Это еще что за демонстрация? – пробормотал он. Позвонил главному технологу: – Почему люди не работают?
– Так смена кончилась.
– Смена кончилась, значит, и порядка никакого?
– А что?
– Сам не видишь?