Меж тем Сухарев продолжал терзаться проблемой, как ответить на двусмысленный вопрос.
Позвонил младшему сыну Глебу. Тот в свои четырнадцать так умен, что приходится даже иногда одергивать, чтобы имел память, с кем говорит. Очень уж вольно выражаться начал.
– За ноутом сидишь? – молодежно выразился Сухарев.
– Ну. А чего?
– Про Андрея Семенова, нового кандидата в президенты читал?
– Делать мне больше нечего.
– С отцом разговариваешь!
– Ты сроду сам начнешь чего-то, а потом злишься!
– Я не злюсь, а просто… Как мама себя чувствует? С утра на давление жаловалась.
– Я не знаю, – нетерпеливо ответил Глеб.
– Вот именно! Не знаешь, не интересуешься. Думаешь, мы вечные? А потом жалеть будешь!
– Уже жалею!
– Это ты о чем?
– А ты о чем?
Чтобы не раздражаться еще больше, Дмитрий Васильевич прекратил разговор.
Надо старшему позвонить, Борису, в Москву. Отцовская гордость, тридцатилетний финансист, в крупном банке сидит, все знает. Правда, всегда занят.
Поэтому Сухарев говорил с ним ясно и четко. И даже решился прочесть вопрос.
– Пап, плюнь, – посоветовал Борис. – Это явно фейк, утка.
– А если нет?
– Я бы знал.
– А если они сначала… Ну, как бы почву прощупывают? Может, хотя бы краем слышал, кто это?
– Понятия не имею. Есть такой Дмитрий Семенов, замминистра финансов Забайкальского края, имел я с ним дело по одной теме.
– Нет, не то.
– Конечно, не то. Повторяю, забей и забудь. Извини, у меня тут второй звонок.
– Да, конечно. Как жена, как Славик?
Вопрос повис в пустоте – Борис уже отключился.
Был один человек в запасе, вот уж кто всегда знал, что, зачем и почему происходит в стране. Саша Мечников. Сухарев учился с ним в одном классе. Мечников был звездой школы, победителем всех возможных олимпиад, после школы поступил не куда-нибудь, а в МВТУ, закончил, работал в Дубне, женился, все у него было хорошо, если бы не увлечение политикой. Насколько известно Сухареву, Мечников злостно критиковал существующую власть и существующий строй. Его чуть было не приструнили соответствующие органы, но тут умер Брежнев, началась чехарда, потом перестройка, потом институт, где работал Мечников, расформировали, он вернулся в Серманкуль – один, без жены, попытался открыть частную лавочку по ремонту сложной электронной техники, но что-то у него не пошло, и вот уже четверть века работает в одиночку мастером по компьютерам и всему, что с ними связано. Выезжает к клиентам редко, предпочитает трудиться на дому, чтобы это не мешало ему спокойно выпивать, когда захочется. При редких встречах Мечников был желчен до злости, хаял все окружающее, любил порассуждать о неверных и глупых действиях высших эшелонов власти, упоминая фамилии ключевых персон, о большинстве из которых Сухарев, занятый своими делами, даже и не слышал.
Уж он-то должен знать об этой инициативе.
И Дмитрий Васильевич позвонил ему и, задав пару вопросов о здоровье и о том, как вообще жизнь, сказал, словно между прочим:
– Говорят, у нас нового кандидата в президенты выдвинули. Мнениями интересуются. Моим вот тоже.
– Ты про женщину, что ли?
– Какую женщину?
– Это они так народ веселят. Будто бы хотят женщину выдвинуть. Типа спарринг-партнерша. Уроды! – завелся Мечников, и Сухарев услышал, как у него там что-то булькнуло. – Понимают, козлы, что смешно все выглядит, выборы эти будущие, вот и ищут, как усерьезить, а получается еще смешнее!
– Женщину в президенты? – не поверил Сухарев. И тут же сам своему неверию возразил: – С другой стороны, выбрали же в Америке негра!
Тут сделаем паузу, чтобы всем, кто читает этот текст, объяснить следующее:
Во-первых, это сказал персонаж, это его выражение, он за него и отвечает.
Во-вторых, да, мы знаем, что слово «негр» считается за рубежом неприличным, но в России со времен СССР оно произносилось и воспринималось исключительно позитивно, было связано с образами Патриса Лумумбы, Анджелы Дэвис, Мохаммеда Али, Луи Армстронга, Мартина Лютера Кинга, Майкла Джордана, Майкла Джексона, Моргана Фримена и других замечательных людей.
В–третьих, то, что Сухарев оценил выбор американского народа как нечто чрезвычайное, следует отнести не на счет косности Сухарева, а на счет косности американского народа. Который, заметим, женщину в президенты за двести лет с большим хвостом так и не выбрал.
Об этом напомнил и Мечников:
– Негра, да, а бабу хватило ума в президенты не ставить! Хотя у нас, я тебе скажу, это было бы самое то. Бабу, да еще дуру, типа… – тут Мечников назвал несколько фамилий, которые мы опустим в силу нашей исторической деликатности. – Пусть бы она окончательно развалила страну! До нищеты, до голода! Тогда, может, очухаемся!
– Не позволим! – бодро возразил Сухарев. – У нас запас прочности! Вон Америка с Европой санкциями давят, а мы…