Чудо

Был он, несмотря на плешивую голову, моложав. Точнее, моложавость эту создавали живые блестящие глаза, веселые и цепкие. И весь его поросячий вид располагал к легкомыслию, к добродушной расслабленности, анекдотам и шуткам. Может быть, поэтому раньше никто не воспринимал его всерьез – ни когда он подписывал расстрельные списки на Украине, ни позже, в Москве, когда руководил столичным горкомом партии. Его всегда звали Никитой, без отчества и фамилии, а вождь всех народов, веселящийся в его присутствии, как ребенок, вообще заменял заглавную букву в его имени на «М», и получалось что-то милое, домашнее, по-малороссийски наивное и свое.

Он не брал себе псевдонима, хотя трудился в недрах партии, всегда маскирующейся под чужое. И это чужое должно быть грозным и упреждающе-твердокаменным: Молотов, Каменев, Сталин… От одних только имен летели искры. Звон металла и нечеловеческая твердость сопровождали поступь партии и ее доктрины по стране-растению, по России, которую они намеревались превратить из растения в отлаженный железный механизм. Правда, вслед за этими псевдонимами, выражавшими что угодно, но только не самих людей, плелись псевдонимы попреснее и совсем уже без внятного вкуса, например, Землячка. Что думала эта черноглазая вертлявая женщина, когда брала себе «Землячку», что она землячка всех людей на свете? Хрущев, кстати, против этого не возражал, а Сталина всего перекашивало: какая она землячка, кому? От злости на нее и на остальных таких же он предложил однажды Землячку в жены Ленину при том, что Основатель уже был к тому времени женат.

Но сам Ильич пошел дальше всех – взял себе такой псевдоним, с которым пришлось попотеть впоследствии историкам, тому же Ярославскому, что Ярославль помнил смутно и один раз даже сказал кому-то, что город этот находится в Алтайском крае.

Историки выдумали и вдолбили молодежи, будто псевдоним Основателя происходил от Ленского расстрела, хотя это была явная неправда. Некоторую ясность в запутанный вопрос ленинианы внес умирающий Горький. Он показал Демьяну Бедному (какой он бедный? издеваетесь, что ли?) фотографию Ильича за шахматами на Капри, где Основатель широко открыл рот, романтически-сладко зевая. По сведениям Горького, Ильич взял себе псевдоним от лени – якобы этот внешне очень энергичный человек был на самом деле чудовищно ленив. В это Хрущев верил с трудом. Как ленивец, поставивший Лень своим вторым именем, мог перевернуть Землю? Сие казалось ему диким и невозможным.

Однажды Сталин спросил: «Товарищ Микита, а что значит твоя фамилия?» Хрущев взглянул на него в упор, хотя вождь этого очень не любил, и нашел в кавказских глазах разлитое черное масло – поднеси спичку и вспыхнет… «Она значит хруща, Иосиф Виссарионович!» «А что значит хрущ, товарищ Микита?» «Это значит по-русски майский жук, Иосиф Виссарионович!..» «Возьмешь себе псевдоним, – распорядился Сталин. – Будешь теперь Жуковым». Задумался и добавил: «Нет, не будешь. Один Жуков у нас уже есть».

Хрущеву повезло. Он остался при своем собственном имени. И хоть часто приходилось мараться, выкручиваться и лгать, настоящая фамилия вела его извилистым путем на весеннюю поляну, в круг молодых березок с народившимся клевером под ногами, где резвились майские жуки в нежно-зеленых верхушках, тяжело жужжа по ночам и падая сверху от одуряющего сна, когда наступит день… Именно весной 53-го он получит в свои руки необъятную власть. И всю его последующую деятельность назовут весною, точнее, оттепелью. И полетит этот толстый жук куда глаза глядят и всю страну за собой утащит, чтобы впоследствии страна, обалдевшая от весеннего полета, назвала этого жука вредителем посевов и противником зеленых насаждений. А они ведь вредят, эти майские жуки, это скажет вам любой крестьянин, ох, как вредят!..

Хрущева тошнило от полета. Солено-кислая морская волна подкатывала из глубины живота к горлу и застревала где-то на уровне неба, приходилось глотать скопившуюся слюну, и на какое-то время тошнота замирала, чтобы через несколько минут подняться снова и затопить все.

Моторы равнодушно гудели. Он тупо смотрел на трепыхающуюся перед ним рюмку, уже разлитую почти полностью, на разложенные документы, и вдруг понял, что сейчас заблюет их, испортит, уничтожит и выступит перед Свердловским обкомом неподготовленным, импровизируя, шутя, угрожая и скрывая за шутками тот факт, что не ознакомился вовремя с цифрами, рапортами, распоряжениями и доносами.

– А чего читать, – спросил он сам себя, – если там одни сталинисты?

Расстегнул ворот украинской рубахи, которая сдавливала мясистую потную шею.