Чудо

К концу обеда мы составили целый список учеников и учителей, которые допускались за наш стол. Большинство имен не были совсем уж летними, но какая-то связь с летом всегда находилась. Я даже придумал, как связать с летом Джека Тота: ведь с его именем можно составить массу летних предложений, например «Джек — тот, кто любит ходить на пляж». И Джун согласилась, что это вполне годится.

— Но если у кого-то нелетнее имя и он захочет с нами сидеть, — сказала она, — мы разрешим ему, если он хороший, ладно?

— Ладно, — кивнул я. — Если хороший, то пусть его хоть по-зимнему зовут!

— Круть! — Она засмеялась и подняла вверх большие пальцы.

Джун была похожа на свое имя. Загорелая, с глазами зелеными, как июньские листья.

От одного до десяти

У мамы есть такая привычка — спрашивать, как я себя чувствую по шкале от одного до десяти. Это началось после операции на челюсти, когда я не мог говорить, потому что челюсть у меня была обмотана проволокой и рот не открывался. Врачи взяли кусочек бедренной кости и вставили в подбородок, чтобы тот выглядел поприличнее, так что у меня болело сразу в нескольких местах. Мама показывала на какую-то из повязок, а я поднимал пальцы, чтобы дать ей знать, сильно болит или не очень. Один — значит, немножко. Десять — очень, очень, очень сильно. Потом, во время обхода, мама говорила врачу, что меня больше всего беспокоит. Иногда у мамы здорово получалось читать мои мысли.

После этого мы стали оценивать по десятибалльной шкале любые болячки. Например, если у меня просто саднило горло, она спрашивала: «Ты как, от одного до десяти?» А я отвечал: «Три», — ну или сколько там было.

Когда уроки первого сентября закончились, я вышел на улицу и увидел маму, которая ждала меня у школы, как и остальные родители и няни. Первое, что она спросила, обняв меня:

— Ну и как? От одного до десяти?

Я пожал плечами.

— Пять. — И, скажу вам, я ее огорошил.

— Ого, — выдохнула она. — Даже лучше, чем я надеялась.

— Мы заберем Вию из школы?

— Ее подвезет мама Миранды. Понести твой рюкзак? — И мы двинулись сквозь толпу. Дети «незаметно», как они думали, показывали на меня своим взрослым.

— Не надо, — сказал я.

Но мама принялась стаскивать с меня рюкзак.

— Он же тяжеленный, Ави!

— Мам! — Я вывернулся от нее и рванул вперед.

Тут раздался голос Джун:

— До завтра; Август!

Она шла в другую сторону.

— Пока, Джун, — помахал я ей.

Как только мы вынырнули из толпы и перешли улицу, мама спросила:

— Кто это, Ави?

— Джун.

— Она учится в твоем классе?

— Мам, я учусь в разных классах. Каждый предмет — это свой класс.

— Она в каком-нибудьиз твоих классов?

— Не-а.

Мама ждала, что я еще что-нибудь скажу, но мне совсем не хотелось разговаривать.

— Так как все прошло? Хорошо? — У мамы явно накопился миллион вопросов. — Тебя не обижали? Учителя понравились?

— Ага.

— А те дети, с которыми ты познакомился на прошлой неделе? Как они себя вели?

— Да все нормально. Джек сидел рядом со мной на уроках.

— Это прекрасно, дорогой! А тот мальчик, Джулиан?

Я вспомнил, как Джулиан спрашивал у меня про Дарта Сидиуса. Как будто лет сто назад.

— Тоже нормально, — ответил я.

— А девочка со светлыми волосами, как ее зовут?

— Шарлотта. Мам, я уже сказал, никто меня не обижал.

— Хорошо.

Если честно, я не знаю, почему я злился на маму, но я злился ужасно. Пока мы переходили дорогу и шли по Эймсфорт-авеню, мама молчала, но когда свернули на нашу улицу, она опять стала задавать вопросы:

— А как ты познакомился с Джун, если она не ходит ни в один из твоих классов?

— Мы вместе обедали.

Я начал пинать камешек то одной ногой, то другой: гнал его перед собой по тротуару, как футбольный мяч.

— Кажется, она очень милая, — сказала мама.

— Да.

— И очень хорошенькая.

— Да, знаю. Мы как Красавица и Чудовище.

Я не стал дожидаться маминого ответа. Просто пнул камешек изо всех сил и побежал за ним.

Падаван

Вечером я отрезал свою косичку. Первым заметил папа.

— О, наконец-то, — сказал он. — Мне она никогда не нравилась.

Зато Вия кипятилась и никак не могла успокоиться:

— Ты же растил ее несколько лет! Почему ты ее отстриг?!

— Сам не знаю, — ответил я.

— Кто-то над тобой смеялся?

— Нет.

— Ты сказал Кристоферу, что собираешься ее отрезать?

— Мы же с ним больше не дружим.

— Не выдумывай! Не могу поверить, что ты вот просто так взял ее и откромсал! — И Вия вылетела из моей комнаты, хлопнув дверью.

Когда вечером папа зашел пожелать мне спокойной ночи, мы с Дейзи лежали на кровати, свернувшись калачиком. Папа слегка подвинул Дейзи и прилег рядом со мной на одеяло.

— Ну, Ав-Гав, — сказал он. — Так что у тебя был сегодня за денек: что надо или что не надо?

Между прочим, вопрос про денек папа не сам придумал, а взял из старого мультика о таксе по имени Ав-Гав. Одно время, мне тогда было года четыре, мы часто его смотрели — особенно в больнице. С тех пор папа иногда звал меня Ав-Гав, а я его — «дорогим папашей», как щенок-такса звал своего папу в мультике.

— Что надо, — кивнул я.

— Ты весь вечер молчал.

— Устал.

— Много всего сразу, да?

Я кивнул.

— Но все правда прошло нормально?