Чудо

Малахия О’Доннелл вперил взгляд в маленькое тело, едва обозначившееся под одеялом.

Либ так и подмывало выплеснуть на него всю историю с «манной». Но негоже было вставать между мужем и женой, да и рискованно, ибо как мог воспринять Малахия слова англичанки против Розалин? Если Китти была разгневана обвинением Либ, того же можно ждать и от Малахии. В конце концов, у Либ нет твердых доказательств. Она не сможет разбудить Анну и принудить ее повторить историю отцу. К тому же Либ сильно сомневалась, что от этого будет толк.

Нет, сейчас имеет значение не правда, а что будет с Анной. Малахия должен увидеть сам, ему надо рассказать лишь то, что способно пробудить в нем заботливого отца.

– Анна хочет умереть, – сказала Либ, – в надежде, что вызволит вашего сына из чистилища.

– Что?! – с ужасом спросил он.

– В качестве своего рода обмена, – пояснила Либ. Правильно ли она преподносит эту кошмарную историю? – Жертвы.

– Храни нас Господь… – пробормотал Малахия.

– Когда она проснется, скажи́те ей, что она заблуждается.

О’Доннелл закрыл лицо большой ладонью. Слов было не разобрать.

– Прошу прощения?

– Наверняка не стоит ей этого говорить.

– Не будьте смешным. Она ребенок, – возразила Либ. – Ваш ребенок.

– Она вдвое умнее меня, – сказал Малахия. – Не знаю, откуда она такая взялась.

– Что ж, если не будете быстро действовать, вы ее потеряете. Будьте с ней построже. Ведь вы ее отец.

– Всего лишь земной, – мрачно произнес Малахия. – Она послушает только Его, – добавил он, дернув головой.

В дверях появилась монахиня – девять часов.

– Добрый вечер, миссис Райт.

Оставив Либ в замешательстве, Малахия поспешно вышел. Ох уж эти люди!

Уже надев накидку, Либ вспомнила о злосчастном собрании.

– Сегодня я намерена обратиться к комитету, – напомнила она сестре Майкл.

Кивок. Монахиня не привела с собой никого на подмену, и Либ поняла, что она твердо решила не приходить на собрание.

– Пар от кастрюли с горячей водой может облегчить Анне дыхание, – выходя, сказала Либ.

Она ждала у себя в комнате, чувствуя, как сводит живот. Не просто нервозность при мысли о том, как без приглашения явится на собрание своих нанимателей, но и страшная неуверенность. Если Либ убедит комитет в том, что цель надзора достигнута, – расскажет им все про трюк с «манной», тогда они, поблагодарив, сразу отпустят ее. В этом случае она вряд ли сможет попрощаться с Анной перед отъездом в Англию. Вспомнив свой госпиталь, Либ почему-то была не в состоянии вообразить, что вернется к прежней жизни.

Личные потери в счет не идут, говорила она себе. Каждой сиделке так или иначе приходится прощаться с очередным пациентом. Но что станется с Анной, кто будет за ней ухаживать и заставит ли ее кто-нибудь или что-нибудь отказаться от своего обреченного поста? Ирония ситуации состояла в том, что до сих пор ей не удалось уговорить девочку съесть хотя бы крошку. Но Либ была убеждена, что только она одна сможет это сделать. Неужели ее самоуверенность граничит с манией?

Бездействие – величайший грех. Так сказал Берн по поводу своих репортажей о голоде.

Либ посмотрела на часы. Четверть одиннадцатого. Комитет должен уже собраться, даже если ирландцы всегда опаздывают. Встав, она поправила серую униформу и пригладила волосы.

Подождав за дверями задней комнаты, Либ вскоре услышала знакомые голоса – доктора и священника. Она постучала в дверь.

Ответа не последовало. Может быть, ее не услышали. Ей послышался женский голос. А может, на собрание все-таки пришла сестра Майкл?

Либ вошла, и первой, кого она увидела, была Розалин О’Доннелл. Их глаза встретились. За спиной жены – Малахия. Оба были ошарашены появлением сиделки.

Либ кусала губы, она не ожидала, что здесь будут родители.

За импровизированным столом, составленным из трех высоких табуретов, председательствовал низенький длинноносый мужчина в старом парчовом камзоле, который сидел на стуле с резной спинкой. Сэр Отуэй Блэкетт, догадалась Либ, судя по его манере держаться – отставной офицер. На столе она заметила «Айриш таймс». Похоже, они обсуждали статью Берна.

– Кто это? – спросил сэр Отуэй.

– Английская сиделка, пришла без приглашения, – ответил высокий Джон Флинн, сидевший на соседнем стуле.

– Это закрытое собрание, миссис Райт, – сказал доктор Макбрэрти.

Мистер Райан, владелец гостиницы, мотнул головой, как бы намекая Либ, чтобы шла к себе наверх.

Незнакомым для нее был только мужчина с засаленными волосами – должно быть, О’Флаэрти, школьный учитель, он же каменщик. Либ переводила взгляд с лица на лицо, не желая, чтобы ее запугали. Она начнет с веских доводов, занесенных в ее книжку.

– Джентльмены, прошу прощения. Полагаю, вам следует узнать последние новости о здоровье Анны О’Доннелл.

– Какие новости? – с издевкой спросила Розалин О’Доннелл. – Полчаса назад я вышла из дому, и она мирно спала.

– Я уже представил свой отчет, миссис Райт, – строго произнес доктор Макбрэрти.