Чудо

- Да нет же, конечно, нет. Я ведь знаю, когда они со мной. Тогда во мне просыпается какое-то чувство... как тебе объяснить, какой-то привкус зеленоватого, какая-то яркая ниточка в голове, вроде сияния... Да и им-то, поверь, все это неинтересно...

ИМ было интересно. И втайне ОНИ, конечно, наблюдали. Но... ИМ было ведомо и чувство деликатности...

Больше им никто не мешал. Они свободно бродили по городу. Бывали и на базаре, где златозубый Рафик при их виде бросал свой лоток с зеленью и исчезал. Видели и лейтенанта Вахида, который старательно охранял монополию рыночных барышников, но при виде нашей пары стремительно отправлялся в противоположный конец города. Долгими часами бродили они в окрестностях городка, гуляли в заснеженных перелесках, проваливаясь в сугробы, которые однажды намела ночная непогода. И шлепали по лужам, которые натопило выглянувшее наутро солнце. Вместе с табунами курортников они ходили в кино, но чаще глядели не на экран, а друг на друга, и были счастливы, крепко-накрепко сцепив пальцы в темноте. И на танцах бывали, но уже не тряслись в современных ритмах, а, обнявшись, медленно передвигались по залу, не замечая лукавых улыбок окружающих.

Иные смотрели на них с умилением, а большинство - с иронией (в курортных романах не поощряются слишком бурные страсти). На некоторое время их ночные свидания прекратились. К ней подселили соседку, к нему - соседа. Однако оба проявили чудеса изобретательности и состряпали поистине маккиавеллиевскнй план, в результате которого сосед Сейрана, рябой косноязычный механизатор Павлик с Кубани был познакомлен с соседкой Ани, страшненькой, но обладавшей некоторым шармом латышкой Маритэ. Маритэ модно одевалась, курила, умело пила водку и говорила резким хрипловатым голосом с экзотическим прибалтийским акцентом. Павлик был сражен наповал. Маритэ переселилась к нему, а Сейран и Аня... были счастливы еще четыре дня. Утром пятого дня Сейран вбежал в ее комнату беспечный и радостный.

- Нюша! - воскликнул он, порывисто прижав ее к себе, и поцеловал. Милая! Я решился!

- Что?

- Я вчера всю ночь говорил с ними.

- С кем?

- Ну, с НИМИ. Не понимаешь? Они согласились, чтобы я рассказал о них людям. Ты представляешь, что теперь будет?

Она слабо улыбнулась,

- Нет, правда! - он заходил по комнате, размахивая руками, большой, нескладный, споткнулся о чемодан, задел раскрытую дверцу шкафа. - Они бы и раньше согласились. Но я, как бы тебе сказать, боялся, что ли?.. Да нет же, я просто был дураком и эгоистом. Мне было хорошо с ними, интересно - и в то же время страшно. Они виделись мне такими чужими, холодными, но не злыми, нет. Просто в какой-то момент мне стало казаться, что они смотрят на нас, как ученый в микроскоп, и все мы им кажемся маленькими смешными бактериями. И я был этим микроскопом. Я боялся, что они, как машины - холодные, безжалостные, бездушные, но у них есть душа! Есть! Они не ведают страха, боли, тоски, любви, корысти, ненависти, и этим отличаются от нас. Но они понимают справедливость, им ведомо одиночество - ведь они также очень одиноки в своем мире, как и мы в своем. И мы не можем вырваться с нашей маленькой, тесной планеты - и оттого скандалим и воюем...

- Ты знаешь, Нюш, а они, оказывается, боятся, что мы не поверим в них. Но я добьюсь, чтобы поверили. Поеду в Москву, в Академию Наук, к профессорам, к ученым. Конечно, сначала все будут смеяться, но когда я выведу им формулу переменчивых полей... Они подсказали мне, как сделать установку для получения из вещества - антивещества. А из него вновь получить вещество. С любыми заранее заданными физическими характеристиками и в любом количестве. Ты представляешь себе, что это значит?

- Представляю, - сказала она, продолжая складывать платье. Что-то в ее голосе заставило его насторожиться.

- Что-нибудь случилось? - спросил он встревоженно.

- Да так... ничего.., - ответила она. - Просто... я уезжаю.

- Как? Когда?

- Сегодня. Сейчас. Автобус в 10.30. Самолет в 12. Ну, что ты на меня так смотришь? Домой я еду.

- Да, но... - ноги его подкосились, он сел на кровать и пробормотал: Ты... так сразу? Почему ты мне не сказала вчера?

- А что бы это изменило? Считай, что просто не хотела портить тебе и себе вечера.

В какой-то миг ему показалось, что ее слова не более, чем неумный розыгрыш, нерасчетливое злое шутовство, направленное лишь на то, чтобы вызвать у него взрывы отчаяния, которое потом потонет в ласках. Улыбаясь, он ждал, что она вдруг лукаво поглядит, насмешливо фыркнет, и тогда он бросится на нее, задушит в объятиях, зажмет поцелуями смеющийся рот...