Чудо

— На самом деле это имеет самое непосредственное отношение к нам и к нашему будущему,— продолжал Лопес.— Весть о грядущем возвращении Богоматери в Лурд произвела на Буэно колоссальное впечатление. Он всей душой верит в это и считает, что, если пришествие действительно случится, это станет знаком свыше — знаком ему и другим властям предержащим. По его мнению, это будет означать, что Господь требует от них проявить милосердие. В таком случае Буэно готов выпустить на свободу всех политических заключенных-басков, объявить масштабную амнистию и начать переговоры здесь, в Мадриде, с целью решить баскскую проблему. Он пообещал мне, что результатом этих переговоров станет предоставление нам автономии в той или иной форме, но к обоюдному удовлетворению обеих сторон.

Лопес взял сигару и помахал ею в воздухе, как если бы это была дирижерская палочка.

— С учетом всех этих обстоятельств и открывающихся перед нами новых возможностей — а я убежден, что Буэно был искренен,— я принял решение прекратить на неопределенное время любые акции насильственного характера.

В течение всей этой речи Уртадо нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Когда Лопес умолк, он заговорил:

— Августин, я всегда с глубочайшим уважением относился к твоему мнению, но в данном случае меня обуревают сомнения. Неужели ты готов поверить Луису Буэно?

— Я должен поверить ему. Правительство впервые пошло нам навстречу и выразило готовность к переговорам. Если мы сумеем решить наши проблемы с помощью диалога, без кровопролития, это будет наилучшим выходом для всех.

— Этот подонок всего лишь пытается выиграть время, задабривает нас,— упорствовал Уртадо.— Августин, ведь именно ты задумал мадридскую операцию! И теперь, после стольких недель подготовки, работы на износ, когда все уже готово, пойти на попятный? Эта акция может стать нашим величайшим успехом. Она продемонстрирует королю нашу силу и решимость, заставит разговаривать с нами как с равными. Августин, я заклинаю тебя: отдай приказ вернуть оборудование и остальных участников операции!

— Нет! — отрезал Лопес.— Нашим величайшим успехом, как ты выражаешься, станет автономия, завоеванная без кровопролития. В конце концов, мы не убийцы. Мы патриоты. Если враг готов дать нам свободу мирно, так тому и быть.

Уртадо не сдавался:

— Ты говоришь, что мы не убийцы. Да, я согласен, но ведь они-то убийцы! Они — угнетатели и душегубы, которым нет веры! Я никогда не забуду того, что они сделали с моей семьей, тот ночной рейд, когда они убили моего отца, дядю и двоюродного брата только за то, что те распространяли антифалангистские листовки.

Лопес встал со стула и выпрямился во весь свой огромный рост.

— Это было при Франко,— сказал он,— а сегодня другие времена.

— Другие времена? — возмутился Уртадо.— Буэно был марионеткой Франко!

— Микель,— перебила его Хулия,— возможно, он прав. Можно ведь попытаться. Тебе еще никогда не приходилось убивать людей, и если есть шанс обойтись без этого, его нельзя упустить.

Разъяренный Микель развернулся и набросился на девушку:

— А тебя кто спрашивает? Ты что, много понимаешь в убийствах?

— Я знаю, что это грех.

— Я уже убил его в своем сердце и готов проделать то же самое в жизни.— Уртадо снова повернулся к Лопесу.— Буэно — убийца и всегда останется им. Черного кобеля не отмоешь добела. Такие люди не меняются.

— И все же сегодня он не такой, как прежде. Ожидание чуда в Лурде смягчило его, и, если оно действительно произойдет, эта перемена в нем останется непреходящей. К счастью для нас.

— А если никакого чуда не будет?

— Тогда мы пересмотрим наши планы. Поживем — увидим. Увидим, случится ли что-нибудь в Лурде и как Буэно поведет себя по отношению к нам.

Лопес направился к двери, но Уртадо не желал угомониться.

— Поживем — увидим! Поживем — увидим! — злобно прокричал он, передразнивая старшего товарища.— Дева Мария, какая-то поганая нора в Лурде… Дерьмо все это! Меня, как и моего отца, воспитывали в католической вере. И куда это его привело? Куда это привело всех нас? Бог Буэно — не мой Бог! Я не признаю Бога, который допускает притеснения и геноцид! Очнись, Августин, приди в чувства! Не позволь, чтобы их Бог надел на нас кандалы! В Лурде ничего не произойдет, и для нас ничего не изменится. Их тактика заключается в том, чтобы сбить наш накал, замедлить наше движение вперед, внести раскол в наши ряды и в конечном счете уничтожить сопротивление. Мы обязаны осуществить наш план. С ними можно говорить только на языке бомб, только его они понимают и уважают.

Лопес остановился возле двери.

— Микель, мой ответ по-прежнему «нет». С сегодняшнего дня мы временно прекращаем любые насильственные действия. Попробуем говорить на другом языке, на языке Девы Марии. До свидания. Увидимся в Сан-Себастьяне.