Наткнулись на заповедный графин с водой. Эти графины с лежалой застоявшейся влагой серого цвета стояли в ответственных кабинетах до конца семидесятых, вплоть до московской олимпиады, не совсем удачной, но очень шумной. И когда ее символ – застенчивый мишка гигантских размеров – вознесся, как антихрист, в ночное черное небо, графины со стоячей водой таинственным образом исчезли из кабинетов. Их место заняли стеклянные бутылки с пепси-колой, и это уже был явный шаг в неведомое. Никто не мог понять, почему в советской Москве продается именно пепси-кола, а не, положим, ее более известный конкурент – несравненная кока? Пошел слух, что Брежнев подписал договор о сотрудничестве с пепси по блату, спасая компанию от банкротства. И будто построенный завод в Новороссийске, гнавший сладкую жидкость до Москвы, снова возвратил пепси ее былую устойчивость.
Но эти времена были еще очень далеко, а социальный крах, предвестником которого был невинный напиток, не просматривался вообще. Поэтому Михаил Борисович поступил просто – налил воды из графина в стакан, набрал ее в рот и плюнул в лицо Татьяны.
Она тут же выпала из забытья, вздрогнув всем телом.
– Спрашиваю в последний раз, – терпеливо сказал Михаил Борисович, – кто разработал и спланировал эту операцию?
Опрокинул оставшуюся воду ей на голову.
– Она же не в себе, – вдруг вступился за нее Першин. – Ее в психиатричку нужно.
– Да, форменная идиотка, – согласился с ним Михаил Борисович.
Этому выводу способствовала странная реакция подследственной: вместо того, чтобы разрыдаться, она попыталась улыбнуться разбитыми губами.
– В психиатричку... Завтра и отвезем, – сказал Кондрашов. – В КПЗ у тебя кто сидит?
– Есть тут одни... – неохотно ответил капитан. – Задержаны по подозрению в разбое.
– Сколько их?
– Трое.
– Поместишь ее к ним, – отдал распоряжение Кондрашов.
– Зачем?
– Я тебе сказал: поместишь ее к ним! – возвысил голос уполномоченный. – Ее вразумить нужно, понял? Мозги вправить, понял?! Они у нее все перекошены... Перекошены!
Он насильно начал поднимать Татьяну со стула за подмышки. Но поскольку ее руки были заломлены за спинку и закованы, то стул поднялся вместе с ней.
Наконец свалился с грохотом на пол, когда она сделала вперед несколько шагов...
5
Машина весело катила вперед, скрипя рессорами и подпрыгивая на ухабах.
Таня сидела в ней между двумя милиционерами. Лицо ее было расцарапано, в синяках. Платье порвано на груди.
Яркое солнце мелькало между просветами в деревьях. День был отличный.
«Воронок» подрулил к бывшей усадьбе Демидовых, в которой теперь располагалась психлечебница закрытого типа.
Псевдодворянские львы смотрели на окружающий мир каменными глазами, молчаливо внушая прибывшим, что и они должны быть такими же каменными, безразличными ко всему живому, а к страданию – прежде всего.
К «воронку» двое санитаров подкатили специальные носилки-каталку на колесиках. Шофер открыл заднюю дверцу, и Татьяну вытащили на свет Божий.
– Это она, что ли, стояла столбом? – с любопытством поинтересовался один из медбратьев, имея в виду прошлое прибывшей.
Шофер утвердительно кивнул своим плоховыбритым опухшим лицом.
– Тогда к нам! Тут все – стояли, сидели или лежали!
Ее положили на носилки, сковав ноги и руки специальными застежками.
...Таня увидала над собою старый парк, высокие липы, которые касались сплетенными, как руки, ветвями крыши усадьбы. Это было похоже на полупрозрачный гроб, в котором она должна была умереть во второй раз.
Ей этого сильно не хотелось. Несмотря на горе, ее постигшее, несмотря на то, что двое мужчин всю ночь что-то искали внутри нее, а третий просто смотрел на то, как ищут, мир был прекрасен. Хоть и печален одновременно. Не там они искали, эти двое несчастных, не в то время и не в том месте, потому ничего и не нашли. А она служила им, как могла, стараясь переступить через собственное бесчувствие, укоряя себя в равнодушии, непокорности и непоследовательности. Утешить собой даже этих, разве не этого она хотела?
Если бы она была умнее и жила бы не только сердцем, то она бы уязвила себя в услужливости злу. И далее по всем пунктам: не служить злу, противостоять и бороться с ним, выжигая его огнем. Но Татьяна была от этого далека. Не только потому, что мозг ее не мог выстроить элементарной логической цепочки, но против подобной логики восставало все ее существо: служить, перетерпеть и быть соломой, которая переживет и додавит грозное, но хрупкое внутри железо.
...Электрической машинкой ее остригли под ноль.
На колени упал один седой клок волос, потом второй, третий...
Татьяна взглянула на себя в зеркало.
На нее смотрело полупрозрачное лицо неопределенного пола и возраста, совсем незнакомое, неведомое ей самой. Круглая, как яйцо, голова, белесые брови, которые сливались с кожей и казались невидимыми.
Она стала похожей на марсианина.
6
На раздаточной томилась длинная очередь наголо обритых женщин в казенных платьях мышиного цвета. В правой руке они держали металлические миски, в левой – серые ложки. Все они были на одно лицо. И все похожи на нее саму.
– Имя?!
– Татьяна.