Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

Берт ушел в свой кабинет, где его ждал Стабулниек. Там же сидел Друва и мирно беседовал с фотографом. При виде Адамсона, влетевшего в кабинет с разъяренным видом, в глазах Старого Сома мелькнуло насмешливое удивление.

— Написали? — прикрикнул Берт на Стабулниека.

— Да, пожалуйста, — слегка обиженно отозвался тот и пододвинул следователю исписанные листы.

— Не уходите! — сказал Берт прокурору, который хотел было освободить ему его место за письменным столом.

Берт сел на стул у окна и заговорил с горячностью и злостью:

— Сейчас я вам расскажу, товарищ прокурор, какое жуткое происшествие задержало меня сегодня, так что я не смог даже вернуться вовремя. Вот послушайте: какой–то мерзавец вскружил голову женщине. Чего он ей только ни наплел — изображал несчастного страдальца, непонятого гения, пасынка судьбы под гнетом роковой тайны… Льстил ей почем зря, называл эту женщину святой, уверял, что она единственная понимает его… И вдруг — представьте себе! — после какой–то ссоры он пытался убить ее, удушить газом! Но негодяй просчитался: женщину удалось спасти. Она жива… и говорит!

Следователь и прокурор посмотрели на Стабулниека. Лицо его посерело.

Царила тишина, прошла минута, никто не шевельнулся и не произнес ни слова. Потом Стабулниек, раза два качнувшись вперед и назад, откинулся на спинку стула.

Берт отвернулся и спросил, перекладывая исписанные листы на столе:

— Значит, вы написали здесь правду о том, что вчера происходило в доме Бригиты и Нилса Леи?

Хриплый вздох. Потом — на том же вздохе:

— Я не хотел… не хотел ее убивать! Я не хотел!

— Говорите!

— Я не хотел… Я не знал… Честное слово! Я был, как в горячке… я обезумел… От тоски, от ревности…

Нет. То есть… я хотел, но… Я позвал, но… она спала так крепко… Я не знал, что открою газ, я не знал, я еще не хотел… В голове все кружилось, как в бреду…

— Лжете! В голове все кружилось, а по дому ходили вы в носках, чтобы не было следов, нигде не оставили отпечатков пальцев! Не хотели убивать? Лжете! Хотели убить, хотели взвалить подозрения на Нилса Лею! Заперли дверь веранды изнутри. Продолжайте!

— О, боже мой! Но я не мог без нее, я не мог оставить ее… другому…

— Довольно! Как вы отвернули краны? Не оставив отпечатков?

— У меня был платок… Я взял его в руку…

— Потом вышли из кухни, распахнув дверь пошире? Взяли ключ от двери во двор, висевший на гвоздике, вышли и заперли дверь, да?

— Я… Да. Какое счастье, что она жива!

— Куда вы дели этот ключ?

— Бросил в канаву.

— Покажете где! Я сейчас вернусь…

Берт зашел к Нилсу. Теперь все ясно — надо было сказать и ему, сказать напрямик, кратко. Надо было. Надо было, да. Но…

— Товарищ Лея… — начал Берт и умолк.

— Я знаю, — сказал Нилс, — она что–то сделала над собой. Я знаю… Умерла?

— Да… Но… Не так…

Нилс сидел, как окаменелый. Адамсон не мог выдавить из себя ни одного слова ободрения или сочувствия, все слова казались пустыми, надуманными, непригодными. Он молча положил руку Нилсу на плечо… И пошел к выходу. За спиной Нилс спросил:

— Где она сейчас?

— В покойницкой больницы.

20

Автомобиль медленно ехал по немощеной улице окраины. Солнце опускалось, разжигая сгрудившиеся у горизонта влажные облака. В канавах, по обе стороны улицы, медленно утекала вниз вода после ночного ливня.

— Где вы бросили ключ? — спросил Берт Адамсон.

— Там… Против того угла забора, — угодливо показал вперед Стабулниек.

Машина остановилась в указанном месте.

— Выходите! — приказал следователь Стабулниеку.

Стабулниек вышел, за ним милиционер. Фотограф выглядел сломленным, жалким, плечи его опустились, прежней осанки не было в помине. Он остановился у канавы, поглядел в воду.

— Мне достать его? — услужливо спросил он милиционера.

— Обождите! — ответил милиционер и оглянулся на следователя.

Берт подошел. Так он и представлял себе: канава неглубокая, до половины занесенная мусором, вода мутная…

Вскоре подъехал самосвал, затребованный следователем, в кузове был щебень. Метров на десять выше места, указанного Стабулниеком, Берт приказал ссыпать щебень в канаву. Когда это было сделано, вода постепенно сошла, обнажив осклизлые камни и мотки водорослей в русле канавы.

Милиционеры проверили указанное место. Ключ нашли быстро.

Берт показал ключ Стабулниеку.

— Тот?

— Да.

Берт медленным шагом вернулся к машине. Стабулниек и милиционеры подошли за ним. Следователь обернулся и сказал:

— Гражданин Стабулниек, я обвиняю вас не в покушении на убийство, а в умышленном убийстве: Бригита Лея умерла.

Стабулниек мгновение смотрел на Берта. На его лице отразилось непонимание, сомнение… И только потом — ужас, отчаянный, одуряющий ужас. Он закричал, стал биться головой о капот машины. Милиционер подхватил обмякшее в его руках тело.

— Отвезите арестованного! — проговорил следователь. — Я пойду пешком.

Ему было необходимо пройтись, совершенно необходимо; надо было как–то преодолеть свое отвратительное настроение…

Берт шел по мягкой траве немощеной улицы. Поднял голову, лишь когда совсем затих шум уехавшего автомобиля, увидел в закатном небе зеленовато–белесую, почти прозрачную вечернюю звезду, похожую на тающую льдинку.