Вместо Лаверкриста на свидание отправился Олаф. За стойкой бара томился хозяин, запыленный, как и бутылки за его спиной; за столиком в углу подремывал над полупустым стаканом пива один из завсегдатаев — судя по всему, рыбак из поселка, у которого в очередной раз сдох дизель на боте, и теперь, потягивая пиво, он оплакивал убытки.
Олаф явился раньше назначенного времени — не намеренно, а просто потому, что не слишком точно рассчитал. Деваться было некуда, и он успел выпить пару бокалов пива, пока наконец не возник на пороге человек, больше всего напоминавший карикатурного ирландца — этакий Пэдди-пенсионер, настолько ирландский, что просто-напросто не мог оказаться ирландцем. Олаф не был уверен, что дожидается именно его, но на всякий случай демонстративно извлек из кармана номер «Аргуса» с фотографией Дорис Пайк на скамье подсудимых — опознавательный знак, предложенный автором письма. Ирландец направился прямо к нему.
— Мистер Лаверкрист?
Вот тебе раз! Он даже не знает в лицо того, кому пишет! Ну и болван!
— Нет, — коротко ответил Олаф и представился.
— Разговора не будет, — заявил ирландец и совсем было уже собрался повернуться и уйти, но Олаф удержал его.
— Не советую вам уходить, мистер…
— Пэдди О'Мур.
Он ко всему еще и Пэдди! С ума сойти можно…
— … мистер О'Мур. Я представляю здесь мистера Лаверкриста и ни в коей мере не представляю полицию. — Олаф вытащил из кармана и показал О'Муру запаянную в пластик ксерокопию лицензии. — Как видите, я частный детектив, а значит все, что будет сказано, останется между нами. И если вы действительно можете…
— Могу, — коротко кивнул О'Мур. — Еще как могу. Но — пойдемте, — и он увлек Олафа от стойки на открытую террасу перед кафе.
Все, что делал О'Мур, отличалось какой-то чудовищной поспешностью. Он не шел, а почти бежал, мелко семеня ногами; не ел, а пожирал — так, что Олафу все время хотелось то ли отвернуться, то ли успокоить его, пообещав вторую, третью, четвертую и любую по счету порцию; пил — залпом, забрасывая в себя виски, как таблетку аспирина; и все время говорил, говорил, говорил — Олафу практически не приходилось задавать вопросов.
Его смущало одно: а не придумано ли все это для того лишь, чтоб выманить завтрак? Впрочем, вряд ли человечишка этот при всей своей конченности играет настолько мелко. И — главное — то, что рассказывает он, слишком фантастично, чтобы не содержать правды. Хоть частицы правды. Вопрос лишь — какова эта частица? Ибо если правдиво все — то ситуация хуже, много сложнее и хуже, чем можно было себе представить…