Чудо и чудовище

Когда Дарда появилась среди крепеньких, смуглых, голоногих и голоруких дочерей каафских торговцев и ремесленников, это вызвало настоящее возмущение. Уродина из городских трущоб бросает вызов милым и добропорядочным девушкам? Ее не хотели допускать. Но верховная жрица, поразмыслив, сделала утверждающий знак. Она не хотела выдавать удивления, вернее, озадаченности. Сомневаться, что Дарда дерется лучше всех этих домашних девочек, не приходилось. Так зачем она вступила в круг? Однако, узнать, что затевает Дарда, мать Теменун могла, лишь допустив ее к состязаниям. Кроме того, отказ создал бы опасный прецедент. Все участницы должны были быть здешними, моложе восемнадцати лет и не замужем. Кроме того, они были (или считались) девственницами. Никто этого не проверял, само состязание и служило проверкой, правда, насколько известно было матери Теменун, подобное представление утвердилось лишь за последние сто лет. Относительно внешности и происхождения никаких требований не предъявлялось. А значит, Дарда отвечала всем условиям. Нравится это публике или нет, значения не имело.

Дарда вышла на боевую площадку, отнюдь не настраиваясь на развлечение. Да, она умела драться. Но здесь, как уже говорилось, не знали о правилах. А именно в борьбе без правил мастер может получить смертельный удар от неумехи. Особенно если неумеха доведена до истерики, до отчаяния. Тем более, что драться придется с девушками, которые, безусловно, слабее мужчин, но ум их изощреннее, а талант к притворству заложен от природы. Ей вовсе не улыбалось, уходя с площадки, получить камнем или копьем в спину от вроде бы обессиленной противницы. А это означало – следует обездвижить и вывести из борьбы каждую противницу как можно быстрее и эффективнее.

На состязания в Каафе отводилось пять дней. У девушек они обычно продолжались дня три-четыре. В ту весну они закончились за два. И не уложились в один день, потому что это было бы неприлично. Это обстоятельство заставило горожан достаточно посудачить, пошутить, посмеяться, а то и возмутиться попранием привычного течения событий. Но главное ожидало их впереди, о чем они пока не подозревали. Третий и четвертый день прошли не то, чтобы хорошо, а как обычно. А на пятый разразился скандал.

Дарда, покончив с первым кругом состязаний, не тратила времени даром. Она искала себе противника. От правильности выбора зависело очень многое. Прежде всего – чтоб ее допустили до поединка. А затем – чтобы в случае победы не навлечь на себя ненависть публики. Ей помогало еще одно обстоятельство. Если девушки – участницы состязаний, все происходили из Каафа, то мужчины могли быть и пришлыми. И очень часто таковыми бывали. Как правило – погонщики и охранники караванов, прибывавших в Кааф. Но тот, кого облюбовала себе Дарда, нарочно пришел в Кааф на состязания. Или он так заявлял.

Его звали Алкамалак, и он был родом из Дебена, расположенного к юго-востоку от Нира. Принадлежал он, судя по одежде и манерам, не к кочевым племенам пустыни, часто тревожившим границы Нира, и доставлявшим немало беспокойства князю Иммеру, а к горожанам. Например, он брил бороду, а Дарда уже знала, что ни один кочевник не сделал бы этого и под страхом смерти, в городах же эта мода вполне прижилась. А вот оружие у него было именно то, что больше всего любили кочевники – меч с изогнутым клинком. Хотя Никкаль Каафа на фасаде храма и сжимала серповидный меч, в Нире традиционно отдавалось предпочтение прямому клинку. Такими были вооружены и большинство фехтовальщиков на состязаниях. И, выступая, против Алкамалака, они каждый раз бывали побеждены. Алкамалак изучил приемы владения и прямым мечом тоже. Дарда, наблюдая за ним, установила определенную закономерность. Более слабых противников он обычно выдерживал в круге подольше, изматывал, обессиливал, и, наконец, эффективно обезоруживал, выбивая у них из рук мечи. С теми же, кто представлял для него определенную опасность, он себе такого не позволял, но старался быстро выводить из строя, нанося удары по кистям и запястьям. Поскольку меч его, как и требовалось, был затуплен, причиненые им увечья ограничивались раздробленными пальцами и переломанными руками. Однако и этого было достаточно.

Подобную тактику Дарда могла понять. Она и сама недавно совершила недавно нечто похожее. Но она при этом никого не оскорбляла. Алкамалак же свои победы сопровождал издевательскими выпадами в адрес заносчивых жителей Каафа, разжиревших на перекрестках торговых путей, как пауки в паутине, и которых, как пауков, пора раздавить.

Зрители кипели от возмущения. От желающих наказать наглеца не было отбоя, и они уходили обратно, нянча разбитые руки, или уползали, хватая воздух пересохшим ртом, или их уносили со сломанными ребрами. Алкамалак хохотал и плевался.

На пятый день стало известно, что против него хочет драться Паучиха из Каафа.