— А знаешь, — шепотом просвещал приятеля Витек, сидя уже за партой, — Данка с Гражиной все время ссорятся из-за этой новой… Гражина говорит, что у нее крашеные волосы, а Данка ей чуть глаза за это не выцарапала.
— Не все равно, что ли? Девчонки — они и есть девчонки. Главное — чтобы она не цеплялась, — шепотом отвечал Михал, тревожась за судьбу своего сочинения. Оно, как ни крути, было все-таки коротковатым, и, переписывая его начисто, Михал не выкинул даже предложения, в котором сравнивал Конопницкую с Мицкевичем: все две строчки лишние…
Учительница сама собрала домашние работы, а взяв тетрадь Михала, внимательно на него посмотрела.
— Тебя несколько дней не было в школе? — спросила она участливо. — Но сочинение ты все-таки написал. Молодец.
— Ой, не хвалите его раньше времени! — вырвалось у Данки.
— Почему? — удивленно повернулась в ее сторону учительница. — Почему?
— Потому… потому… — смутилась Данка, — что сочинения у него не получаются… Он больше физикой интересуется… и даже, говорят, ставит опыты по электричеству… и вообще он математик.
— Посмотрим, не будем опережать события, — ответила учительница.
А Михал написал на промокашке: «Счелкну тебя по носу, чтобы не совала его в чужие дела, вот и будет тебе опыт».
Данка без промедления вернула записку обратно, подчеркнув красным карандашом ошибку в слове «счелкну».
На уроке царило необычное оживление. Этого не могла не заметить и учительница.
— Что-то мне сдается, — заметила она с улыбкой, — вы не расположены сегодня заниматься.
— У всех праздники в голове! — вырвалось у кого-то.
— И весна, — добавил другой.
Словно в подтверждение этих слов, в тот же миг в окно впорхнула бабочка-капустница.
— Ой! Ой! Бабочка! Бабочка! — понеслось со всех сторон, будто и впрямь случилось нечто невероятное.
Ошалевшая от страха бабочка, беспорядочно порхая, вырвалась на улицу, к солнцу.
— Значит, у всех в голове праздники, — с улыбкой повторила учительница. — Но если так, то изучать литературу вам действительно сейчас трудновато…
Витек засмотрелся на проплывающее за окном в голубом небе облако. Михал тоже не слушал. С самого утра он был странно рассеян, и чуть ли не каждую обращенную к нему фразу приходилось повторять дважды, потому что он то и дело переспрашивал: «Что? Что?»
Когда звонок возвестил наконец об окончании урока, Михал взглянул полуотсутствующим взглядом на Витека и ни с того ни с сего сказал:
— У нее, может, шесть, а то и семь детей…
— Ты это о чем? — не понял Витек.
— О крольчихе. Я прихвачу с собой парочку из дому. Знаешь, какие они мировые!
— А я тебя спрашиваю об учительнице. Ты что, не слышишь? — разозлился Витек. — Ну, как она тебе показалась?
— Учительница? Да вроде ничего себе, и «пары» мне, кажись, не влепит… А ты как думаешь?
— Трудно сказать… — В голосе Витека было сильное сомнение. — Уж очень коротко ты написал.
— Коротко, зато… — Михал не успел закончить мысль, потому что в этот момент Вечорек схватил его за руку и силой потащил за собой в угол.
Витек хотел было последовать за ним, но Вечорек сделал жест, не вызывающий никаких сомнений, и при этом для ясности добавил:
— Топай отсюда, тихоня! Ну, живо!
Витек отошел оскорбленный. Издали он видел, как у окна крутится Збышек, ожидая, когда его позовут. Чего хочет от Михала Вечорек, который вообще-то не пользуется в классе особой симпатией, хотя, правда, его и не трогают: рука у него тяжелая. О нем говорят, что пороха он не выдумает и вообще соображает туго. В пятом классе сидит второй год. На Михала поначалу смотрел косо: завидовал силе его кулаков, но, когда узнал, что Михал тоже второгодник, проникся к нему симпатией.
Витек не первый раз замечает, что у Вечорека какие-то дела с Михалом, и всегда с глазу на глаз. «Интересно, что это за дела? Михал, наверно, расскажет…»
После звонка, сидя уже за партой, Витек то и дело бросает на приятеля вопросительные взгляды, но тот делает вид, будто ничего не замечает. Наконец Витек не выдерживает:
— Чего ему от тебя надо?
— Да так… ерунда.
— А все-таки? — допытывается Витек.
— Говорю тебе: ерунда… Вечорек малость того…
— Тише! Не хватило вам перемены? — сердито обрывает их учитель биологии.
На следующей перемене Вечорек опять затащил Михала в какой-то угол.
На этот раз, уже не скрываясь, к ним присоединился и Збышек. Витека они словно не замечали, будто его не только в коридоре, а вообще на свете не существовало.
Не хотите, ну и не надо, оскорбился Витек. Обойдемся! Пускай… Пускай Михал, если хочет, вообще пересаживается к Вечореку! Пускай! Его это мало трогает. Плевать!
Но, оказывается, все-таки трогало: мешало сосредоточиться на уроках, заставляло то и дело настораживаться в ожидании, что Михал наконец заговорит и откроет свою тайну.