Чудо-мальчик

— Возможность читать Томаса Манна в теплом вагоне в дождливую ночь — действительно большая удача. Большинство людей умирает, не испытав такого наслаждения, — сказал брат Кантхо, садясь рядом со мной.

Я в самом деле читал книгу, которую нашел на ферме дяди Мугона. Автором был Томас Манн.

— Этот рассказ больше похож на снотворное, чем на удачу, — пошутил я. — Хотя я должен признать, что название зацепило меня.

— Почему именно название? Из-за слова «смерть»?

— Нет, просто мне стало любопытно, что это за место — Венеция?

— Венеция — это такое место… где ты, обдуваемый ветерком от вентилятора фирмы «Сирокко», можешь сидеть на мягком стуле, закрыв глаза и ни о чем не волнуясь, наслаждаться бездельем, вырвавшись за пределы обычной жизни, и думать: «Какое сладкое ощущение, словно только что вышел из гондолы. Как хочется, чтобы это время не кончалось», — процитировал брат Кантхо.

— Вы были в Венеции? — спросил я.

— Нет, это просто отрывок из книги, — ответил брат Кантхо.

Отобрав у меня томик и немного полистав страницы, он нашел какую-то фразу и произнес:

— Вот здесь есть такие слова: «Молодой интеллигентный юноша, даже в тот позорный момент, когда в его тело вошли меч и копье, молча стоял, крепко стиснув зубы, и не подавал вида, что ему больно». Каждый раз, когда вспоминаю эту фразу, — поделился брат Кантхо, — я ясно чувствую холодный металл меча и копья, разделяющий плоть и кости. Конечно, именно таким должен быть герой — безмолвно терпящим прикосновение ледяного лезвия. Однако даже такое сильное тело в конце концов стареет и слабеет. Тут есть еще такой эпизод, когда в лифте гостиницы герой, которого зовут Асенбах, случайно сталкивается с мальчиком по имени Тадзио. В эту секунду Асенбах говорит: «Красота заставляет меня стыдиться». Прочитав эти строки, я решил стать человеком, который до самой смерти будет знать стыд.

Снова пролистав страницы и найдя другой отрывок, брат Кантхо принялся читать:

— «Когда сменили направление водного пути, показались великолепные мраморные арки Риальто. Путешественник Асенбах не спеша разглядывал их. В это мгновение ему стало так грустно, что, казалось, разрывалась грудь. Он глубоко вдохнул воздух города, запах свежей рыбы, доносящийся от моря, и болотный запах, который гнал его прочь. Это был вздох, полный боли, от которой не получалось избавиться. Асенбаху было так горько, что на глаза навернулись слезы, и он стал ворчать про себя: „Я не знал, что так случится“. Эти слезы рождались от непереносимой мысли, от осознания того, что теперь он не сможет снова увидеть Венецию, оттого, что теперь он, возможно, навсегда расстается с ней».

Пока брат Кантхо читал книгу, я пристально изучал его лицо. Маленький прямой нос, темные тонкие брови, волосы, наполовину закрывающие лоб. Каждый раз, когда я смотрел на его лицо, оно менялось. Каждый раз, когда я удерживал его взгляд больше трех секунд или когда он подходил ближе, я видел в его глазах незнакомый блеск, замечал изменившуюся форму губ или мочки уха, хотя ни разу не касался их. Каждый раз, когда я обнаруживал такие детали, его лицо снова становилось чуть иным.

— Хватит смотреть, — попросил брат Кантхо, улыбнувшись, и закрыл книгой мое лицо.

Убирая книгу, я сказал:

— Я знаю, что вы женщина. Я знал это с самого начала, с тех пор, как встретил вас.

Брат Кантхо, глядя на меня, принялся задумчиво поглаживать губы кончиками пальцев.

— Ты понял неправильно. Внутри меня нет ничего, что напоминало бы женщину.

— Имя Кантхо тоже фальшивое?

— Сейчас я Кантхо.

— Ваше настоящее имя Хисон?

— Человек, который носил это имя, давно умер. Очень давно. Прошло уже шесть лет, как его не стало.

Он повернулся лицом в сторону окна, и я невольно залюбовался его профилем.

— Хорошо, — согласился я. — Допустим, что она умерла. Каким человеком был ее жених? Почему она умерла?

— А ты как думаешь? — спросил он, не отвечая на мои вопросы. — Как ты думаешь, почему умер твой отец?

— Я знаю только то, что он умер. Когда меня выписали из отделения интенсивной терапии, те люди отвели меня в морг, находящийся на какой-то военной базе в провинции Кёнгидо. Там они показали мне фарфоровую урну, в которой лежал пепел отца. Сначала я не поверил, поэтому открыл крышку и посмотрел. Внутри действительно был пепел. Это был отец, точнее, то, что осталось от него. Заметив мое недоверчивое выражение лица, полковник Квон сказал, что мне придется поверить. Я не видел, как умер отец, и подумал, что мне остается лишь верить в это. Но эта вера была равносильна вере в силу креста. Поэтому я не знаю причины, по которой отец должен быть умереть.