Чудо-моргушник в Некитае

- Да отстаньте вы от меня со своим Ансельмом! - вспылил Луи.

Получив срочный вызов во дворец к королю, граф Артуа был несколько удивлен, однако ничуть не встревожен и не заподозрил ничего из ряда вон. Конечно, его положение фаворита и близкого друга мадам Помпадур не могло вызывать особой благосклонности короля. Но, с другой стороны, эта близость имела место с ведома и, разумеется, с негласного одобрения его величества, так что...

Увидев, что его проводили не в парадную залу, а прямо в королевскую опочивальню, граф понял, что беседа будет носить исключительно частный характер. Он ломал голову, что же будет предметом аудиенции.

- Ваше сиятельство, его величество готов принять вас, - прервал его размышления голос советника короля, шевалье N***.

- Поручаю себя покровительству святого Варсонофия, - прочитал граф молитву, перекрестился и мужественно шагнул в раскрытую дверь.

Король Луи, одетый по-домашнему в стеганый ватный халат, сидел на постели, опустив ноги в таз с горячей водой. Он пристально вгляделся в лицо графа и произнес:

- Не удивляйтесь, дорогой Артуа, что я вызвал вас в такой час и принимаю в этом месте. Речь пойдет о деле столь важном, экстреннем и крайне секретном, что я могу поручить его только вам и при этом - исключительно посредством личной беседы.

Далее король сообщил ошеломленному графу, что возлагает на него миссию огромной государственной важности - путешествие в Некитай и встречу с императором этой страны.

- Перво-наперво, - наставлял графа лично король Франции, - помните: главная, истинная и единственная цель вашей миссии - это средство от импотенции. Но, - король воздел вверх указательный палец, - это ни в коем случае не должно обнаружиться. Для прикрытия делайте вид, будто ваша цель противодействовать интригам Англии в Некитае, а ещё - христианская проповедь аббата Крюшона. Ну, а если на вас нажмут, то валите все на нужды мадам Помпадур.

- Ваше величество, - граф чуть подался вперед.

- Не приближайтесь ко мне! - взвизгнул Луи. - Или отведаете моего горчичника!

- Слушаюсь, сир, - отвечал удивленный граф. - Я только хотел спросить, а нельзя ли кого другого вместо этого толстяка-иезуита?

- Нельзя, - отрезал Луи. - Написали Крюшон - значит, Крюшон.

- Как прикажете, ваше величество.

- Далее, по прибытии в Некитай, в августе будущего года, отправите мне донесение.

- Но, сир, почему именно в августе? - удивился граф.

- Написано - в августе, значит, в августе, - снова отрезал король.

Он долго всматривался в мужественное лицо с волевым подбородком бывалого ветрогонщика и закончил:

- Все, граф, идите. Вам будет трудно, но я в вас верю.

- О, государь, вы так добры...

- Не приближайтесь ко мне!..

Вечером в будуаре мадам Помпадур Луи виновато вздыхал.

- Ах, Помпи, Помпи... Все-таки какая грязная вещь политика... Из-за тщеславия кардинала я вынужден жертвовать лучшими дворянами Франции... Представляешь - мне пришлось отправить в Некитай графа Артуа, гордость нашего двора, одного из самых блестящих вельмож моей эпохи... А все почему - кардинал Ришелье опасается, что граф превзойдет его в анонимных ветрогонках.

Мадам Помпадур прекратила процедуру разоблачения короля и испустила вопль крайнего негодования:

- Ты отправил из Франции моего Артуа!

- Ну да, я же говорю - Решилье решил избавиться от своего соперника в ветрогон... Помпи, граф достанет там средство от моей импотенции! Помпи, он пришлет тебе новую клизму!.. Помпи...

Ничего не желая слушать, мадам Помпадур перехватила одной рукой свою ногу у колена и заболтала ей в воздухе. Другую руку она воздела вверх, закатила глаза и начала громко стонать:

- Фе-фе! Фе-фе! Фе-фе!

- Ах, Помпи, умоляю тебя, только не стреляйся! - вскричал испуганный король.

- Отчего ты решил, что я хочу застрелиться? - спросила мадам Помпадур, на миг перестав стонать "фе-фе".

- Ты всегда болтаешь ногой и вопишь "фе-фе", когда хочешь застрелиться, - отвечал Луи. - Я выучил смысл всех твоих телодвижений, даже самых незаметных, Помпи. Видишь теперь, как я люблю тебя?

* * *

Ходжа слез с осла, открыл ворота и ввел животное во двор. Никто не приветствовал его и не спешил окружить заботами и вниманием, как подобало бы при возвращении отца семейства. Он вошел в дом - там стояла мертвая тишина. В середине комнаты на тарелке на полу лежала какая-то тухлятина. От нехорошего предчувствия сердце Ходжи кольнуло. Допустим, его жена, Михри, отправилась с детьми к сестре, но куда мог деться этот старый пень, дед Батай?

Ходжа вышел на крыльцо и через плетень углядел в соседском огороде Зуру, сына соседей, что приходились ему дальними родственниками по жене. Он громко крикнул мальчику:

- Будур паралитичныйдыр козелдыр?

- А-дур ораториум моцартдыр! - весело отвечал мальчишка, поедая брюкву.

На языке местных жительменов это означало:

- А где дедушка?

- Пошел в город, рассказывать притчу о трудолюбивом дехканине!