Чудо-оружие. Как американцы искали ядерные секреты Третьего рейха

Фон Вейцзекера-сына никак нельзя было назвать настоящим нацистом; как и отец, он был хорошим дипломатом, знал, как достигать компромисса с нацистами, когда это было выгодно, и пользовался доверием нацистов и даже гестапо. Они обращались к нему за информацией о физике и физиках. Например, гестаповский департамент «культуры», секция IIIс, в ноябре 1944 года прислала ему следующее письмо:

«Я уверен, что Вы, как выдающийся ученик Гейзенберга, пришлете краткий обзор современного состояния теоретической физики, насколько она поощряется правительством и политическими департаментами и насколько эффективным может быть ее применение к так называемым военным исследовательским работам. Кроме того, мы вообще интересуемся Вашими взглядами на так называемую «германскую физику».

Я буду признателен, если Вы исполните мою просьбу по возможности быстрее. Приветствую вас. Хайль Гитлер!

(подпись неразборчива)

Подполковник СС»

Во время войны фон Вейцзекер был кем-то вроде посланца доброй воли, представителем нацистской культуры за рубежом. Его посылали во Францию, Испанию и Португалию. По возвращении он представлял доклады о том, как его принимали. Например, в марте 1944 года, докладывая о поздке в Испанию и Португалию, он писал, что повсюду у него были тесные контакты с физиками, и указывал на некоторых, заслуживающих особого внимания. «Профессор Паласиоз в научном отношении более значи тельная величина, профессор Отеро обращает на себя внимание своими связями и симпатиями к Германии…» Далее фон Вейцзекер выступает за более близкие культурные связи с Испанией и Португалией, хотя Германии сначала и придется быть дающей стороной, но «культурные и политические преимущества, которые можно будет получить в этих странах, оправдают сделанные усилия». На него произвели впечатление интерес этих стран к немецкой философии и более определенные симпатии к Германии, чем в других странах Европы, которые он посетил во время войны. Прием, оказанный ему в Париже, по-видимому, был не совсем сердечным.

Карл Фридрих фон Вейцзекер

Тогда же германское Министерство иностранных дел просило его выступить с коротким заявлением в предназначенной для Соединенных Штатов Америки радиопередаче относительно немецкой науки, так как «вражеская пропаганда в течение нескольких лет распространяет злостные сообщения о мнимом упадке немецкой науки». Фон Вейцзекер ответил, что недостаточное знание английского языка не позволяет ему это сделать.

Он сыграл также заметную роль в умиротворении пронацистских ученых, рвавшихся запретить в учебных планах новейшую физику и теорию относительности из-за их «неарийского» происхождения. Он всегда умел так подбирать названия для вещей, что они становились приемлемыми для обеих сторон. По-видимому, во время войны этим делам он посвящал времени больше, чем физике. Основной его научной работой была представляющая определенный интерес новая теория происхождения планетной системы. Тем не менее он продолжал занимать видное место среди выдающихся физиков-теоретиков нашего времени.

Кроме Отто Гана, фон Вейцзекера и Виртца мы захватили двух более молодых ученых. Они были для нас интересны тем, что привели некоторые новые исследования в области разделения изотопов. Это очень озадачило фон Вейцзекера: он, очевидно, думал, что эта молодежь имеет слишком мало значения, чтобы ее нужно было интернировать.

«По какому принципу нас отбирали?» – сетовал он.

Трудно было принимать решение относительно фон Лауэ. По непроверенным слухам, он был главным деятелем в «немецком урановом проекте, но все прямые доказательства говорили о том, что он не имел ничего общего с этим. За все время гитлеровского режима, включая и годы войны, фон Лауэ открыто выступал против нацизма, его действий и идеологии. Он никогда не уступал им, и многие из его друзей опасались за его свободу и даже жизнь. Его пример показывает, что при наличии мужества вовсе не было необходимости гнуть шею перед нацистскими тиранами и лизать их сапоги.

Когда фон Лауэ во время войны приезжал в Швецию, он оттуда написал письма своим друзьям в союзных странах и описал положение внутри Германии. В Стокгольме он прочитал лекцию, в которой упоминал также и о теории относительности, за что по возвращении получил строгий выговор от нашего «старого приятеля» – бригаденфюрера СС, имперского директора, профессора, доктора Рудольфа Ментцеля.