Чудо-пилюли

Во всем был виноват Виктор. Во всех бедах Татьяны. Какой идиоткой она была, когда согласилась выйти за него замуж! Еще и радовалась, дурочка, что именно ей выпала честь идти по жизни рядом с таким незаурядным мужчиной. Ага, идти… Она не шла – ее волокли за поводок, как не поспевающую за хозяином собачонку.

Виктор всегда вел себя так, будто он один знал тайны и секреты жизни, и даже те решения, которые касались всей семьи, принимал единолично. Жену и сына – Татьяну и Вовку – он никогда не спрашивал. Чего хотят они, его не интересовало. У Виктора на первом месте был он сам.

Да что там! В его системе ценностей было только одно место – первое и единственное. Никаких рейтингов и топ-списков: на вершине мира, в сияющих высотах – он, Виктор, и далеко внизу, в пыли – все остальные, недостойные целовать ему ноги.

Татьяна остановилась и посмотрела на свои туфли. Так и есть – запылились. Она искательно огляделась, но в длинном сером коридоре присесть было некуда, так что пришлось протирать обувь извлеченной из сумки влажной салфеткой, балансируя на одной ноге и придерживаясь рукой за стену. При этом, пока она наводила лоск на свои лаковые туфли, ее трижды толкнули и ни разу не извинились.

Люди в коридоре – длинном, сером, без окон, с потрескивающими и жужжащими лампами под низким потолком – сновали совершенно невоспитанные, а еще деятели культуры и искусства, называется!

Татьяна злилась и нервничала. То, что она собиралась сделать, было неповиновением, предательством, бунтом, подлой изменой – примерно в таких и куда более цветистых выражениях описал бы ее поступок Виктор. Хотя почему «описал бы»? Опишет.

Татьяна мстительно усмехнулась и тут же поежилась. Она страшилась последствий своего поступка, ее пугала даже собственная решимость – прежде она не спорила с мужем и не шла ему наперекор. Когда-то очень давно пыталась, но быстро поняла, что это бессмысленно и вредно.

Виктор был тираном, которому они с Вовкой безропотно подчинялись. Глотали слезы, размазывали сопли, закусывали губы, до крови из-под ногтей стискивали кулаки – и подчинялись. Во всем: и в главном, и в мелочах.

Если Виктор решал, что им надо пить натуральное домашнее молоко – они его пили, давились, хотя у Татьяны была непереносимость лактозы, а у Вовки просто приключалось расстройство желудка от всего жирного.

Если Виктор считал, что у Татьяны слишком округлились коленки, она убирала подальше юбки и платья, пряча неидеальные ноги под свободными брюками.

Если Виктор задумывал семейный поход в кино, они шли в кино, даже если у ребенка была температура.

Если он приглашал гостей – их принимали по высшему разряду, и неважно, что на это шли деньги, отложенные на покупку нового пальто для Татьяны.

Как-то она отказалась сопровождать мужа на футбольный матч, так он просто выволок ее из дома, запихнул в машину и привез на стадион – всю зареванную, растрепанную, в домашнем халате. И она сидела потом на трибуне в этом самом халате, придерживая рукой у горла разорванный ворот и делая вид, будто не замечает взглядов (???) тиффози, многие из которых, впрочем, были наряжены и разукрашены куда более странно.

Вовка сбежал подальше от отца, едва окончив девятый класс. Спасительное бегство было замаскировано под похвальное послушание родителю: Виктор отправил сына учиться в Германию. Не в столицу, а в скромный колледж в немецкой глухомани, на что получше «заботливый» папа деньжат пожалел, – но Вовка был счастлив уехать куда угодно, хоть в монгольские степи.

Татьяне бежать было некуда и не на что. Все семейное имущество находилось под единоличным управлением и строгим контролем Виктора. Ту квартиру, которую они на заре совместной жизни купили вместе, вскладчину, он давно уже продал, а новую, как и дачу в области, и домик у моря, и обе машины, выбирал и приобретал самостоятельно, проводя все сделки через свой личный банковский счет. Татьяна не знала, имеет ли она право хотя бы на часть этого имущества по закону, но была уверена, что даже в случае развода по суду муж не отдаст ей ничего. Да он и развод ей не даст, если только, конечно, сам не надумает избавиться от постылой жены.

А в том, что она постылая, Татьяна давно уже не сомневалась. С любимыми женщинами так не обращаются. Им не указывают безжалостно на каждую новую морщинку на лице и складочку на теле. Не говорят брезгливо: «Что это у тебя на башке? Ты упала с сеновала, тормозила головой?», «Так, быстро сняла с себя это все, оделась нормально!» и «У тебя скоро рожа будет, как у шарпея, вся в складках!».

Виктора чрезвычайно заботило, что думают о нем окружающие (но не жена и сын!), и он очень старался казаться не тем, кем был на самом деле. Партнеры по бизнесу, подчиненные, соседи, немногочисленные приятельницы Татьяны, даже дальние родственники видели харизматичного руководителя, ухоженного брутала, мачо в полном расцвете сил. Стареющая супруга этот имидж портила.