Чудо пылающего креста

— Христиане верят, что Сын Божий отдал свою жизнь в качестве выкупа за всякого, кто верой в него пожелал бы заслужить право на вечную жизнь, — сказала Елена.

— Должен признаться, что их убеждения мне по душе, — заявил Констанций, — хотя они и отличаются от тех основ, на которых держится разделяемый некоторыми из нас культ Митры. Впрочем, я не уверен, что они удовлетворительны как средство управления империей.

— Уж не христианка ли ты, Елена? — строго спросил Марий.

— Нет, но вполне могла бы ею стать.

— Не делай этого, — посоветовал Марий. — Галерий их ненавидит. Теперь, когда Диоклетиан сделал его цезарем, я только и жду, что он со дня на день начнет преследовать сторонников этого еврейского раввина.

— Но почему? — возмутилась Елена.

— Политика! Что же еще? Для установления нового двора и содержания своих прихлебателей Галерию придется повысить налоги. А чтобы отвлечь внимание людей от таких вещей, самое лучшее — вовремя найти козла отпущения, и чем он будет чернее, тем лучше.

— Но зачем преследовать людей, которые безвредны? В учении Христа нет ни слова, побуждающего одного человека причинить боль другому.

— Марий говорит не совсем то, что хочет сказать, — постарался успокоить ее Констанций. — Диоклетиан считает, что раздел империи на четыре префектуры, с сильным правителем в каждой из них, поможет предотвратить войны и кровопролитие между теми, кто правит в каждом отдельном регионе. Что ж, пока он жив, может, так оно и будет. Но Максимиан слаб, и у него есть честолюбивый сын Максенций…

Вырвавшийся у Мария хрип отвращения прервал его на полуслове.

— Ты имеешь в виду эту змею, которая прячется в траве, только и дожидаясь момента, чтобы выпустить свое жало?

— Не каждому везет иметь такого прекрасного сына, как тот, что подарила мне Елена, — согласился Констанций, снова ероша волосы Константина, — Что же касается Галерия, то он, несомненно, желал бы править всей империей после того, как Диоклетиан снимет с себя мантию августа, а это значит, что он постарается убрать меня всеми доступными ему средствами.

— Бьюсь об заклад, что именно Галерий убедил императора отправить тебя в Галлию, — не унимался Марий, — Он знает, что нет ничего сложнее, чем вести военные действия в таких неспокойных водах, как пролив между Галлией и Британией. И если экспедиция против Караузия истощит силы рейнских гарнизонов, франки наверняка снова нанесут удар в южном направлении.

— Значит, Констанций, тебя посылают в Галлию и Британию не только по причинам военного характера? — встревожилась Елена.

— Говорил я тебе, что нет никакого смысла обманывать ее или мальчика. — Марий повернулся и сказал, обращаясь прямо к Константину: — Вот почему на тебе лежит такая ответственная задача, Флавий.

Константин — лишь близкие члены семьи звали его Флавием — выглядел озадаченным.

— Дядя Марий говорит тебе по-своему прямо и без околичностей, — стал объяснять отец, — что ты завтра едешь с ним вместе в Никомедию, где начнешь свое обучение военному делу.

Эта новость ошарашила мальчика, ибо даже в самых что ни на есть розовых мечтах он не видел себя в Никомедии — может, только несколькими годами старше.

— И что каждому захочется найти в тебе изъян, потому что когда-нибудь твой отец станет августом, — добавил Марий.

— А он там будет в безопасности? — тревожно спросила Елена.

— Диоклетиан обещал мне, что права моего сына будут защищены, — успокоил ее Констанций. — Я настоял на этом, прежде чем согласился на его обучение в Никомедии. Естественно, к нему будут относиться не более благосклонно, чем к другим учащимся там молодым людям.

4

Глубоко за полночь Константин проснулся. Перед тем ему не сразу удалось заснуть — взволновало известие, что он скоро станет учиться военному делу и начнет восхождение на вершину власти, которое, как он втайне надеялся, принесет ему пурпурную мантию цезаря или даже августа.

За тот час или дольше, пока он лежал без сна, Константин пришел к ряду решений. Во-первых, он должен стараться учиться изо всех сил, чтобы его наделили полномочиями трибуна и назначили на должность командира. Затем он должен заслужить уважение императора Диоклетиана, ибо каждому было известно, что, когда престарелый правитель сложит с себя свой сан, тот, кто был цезарем, станет августом и в свою очередь назначит себе в замену другого цезаря. Отрезвленный этими думами и серьезностью возложенной на него ответственности, он наконец погрузился в сон и даже не проснулся, когда в ту же комнату — ведь вилла была не очень велика — вошел дядя Марий, чтобы лечь в приготовленную для него постель.