Чудо Саян. Герои ненашего времени

Джаз, конечно, мелочь жизни, пример, не более того. Но раз уж вспомнился джаз, то, как вспоминается Горину, политику «разгибания саксофонов» не восприняли массы. И против этого не могли устоять никакие постановления партии и правительства. Джаз жил в массах. Одну из наиболее известных джазовых мелодий XX века написал американский еврей со смешным именем Шолом Секунда. Первое название песни – «Ба мир бист ду шейн» (в переводе с идиш – для меня ты красивая). Потом эту песню в обработке О.Кандата исполнял джаз Утесова под названием «Барон фон дер Пшик». Эту же мелодию со словами «В Кейптаунском порту, с грузом на борту «Жанетта» поправляла такелаж…» и «Старушка, не спеша, дорогу перешла, ее остановил милиционер» пели широкие массы трудящихся. Даже антисемиты ее распевали со словами «Сара, не спеша, дорогу перешла».

Захар голоса не имел и старался не петь в присутствии посторонних, но, как каждый студент того времени, слушал по враждебному «Голосу Америки» беседы Уиллиса Канновера о джазе. Как во всякой еврейской семье среднего достатка, в родительском доме было пианино «Красный Октябрь», был кошмар детства, именуемый обучением игре на фортепьяно в Доме пионеров Калининского района. Как и многие сверстники, «терзавшие расстроенный рояль» в детстве, играть он так и не научился. Но приходил в гости кузен Лева. Лева играл и «Серенаду птичьего острова», и «В настроении», и «Караван» Д.Эллингтона, и еще более популярный в те годы «Караван», автора которого Горин не помнил. Там были такие слова: «Шагай вперед мой караван, огни мерцают сквозь туман. Шагай без отдыха, без сна, туда, где ждет тебя весна. Родимый край, о, ласкай мои глаза, пускай течет по ресницам слеза…». Именно этот «Караван» имел в виду незабвенный стиляга Арнольд Кукеш, сказавший легендарную в те годы фразу: «Когда я слышу «Караван», я чувствую себя верблюдом». Арнольд Кукеш – герой студенческого обозрения «Весна в ЛЭТИ». Комсомольский вожак в том же обозрении при разборе персонального дела Арнольда Кукеша произнес не менее крылатую в те годы фразу: «От саксофона до ножа – один шаг».

Для Горина и многих его сверстников начало оттепели – не столько слово, сказанное И.Эренбургом, не только доклад Н.С.Хрущева на XX съезде, но и студенческий спектакль «Весна в ЛЭТИ». Премьера обозрения состоялась через два месяца после смерти И.В.Сталина (11 мая 1953 года) в Выборгском доме культуры. Захар, естественно, видел этот спектакль, правда не на премьере и не в Выборгском ДК на Ломанском переулке, а, кажется, в «Промке» на Кировском. Борис Гершт, Анатолий Флейтман, Александр Колкер, Ким Рыжов, Михаил Гиндин, Генрих Рябкин, Алла Прохорова, Людмила Пахоменко (хочется перечислить их всех) – эти ребята были на несколько лет старше (тридцать первого-тридцать третьего года рождения). Они и не подозревали, создавая этот спектакль, что станут учителями целого поколения, воспитают поколение питерских шестидесятников.

Убедительная просьба: пусть продвинутый в джазе читатель не судит строго предыдущий текст. Захар Горин в джазе полный профан. Просто то, что он видел и слышал, отличается от телевизионной «Живой истории». По этой «истории» оказывается, например, что каждый пионер бегал за пьяным финном и выпрашивал у него жвачку, иначе он не пионер, а гогочка, маменькин сынок. А взрослый фарцовщик, скупавший у иностранцев джинсы и перепродававший их потом втридорога, – реформатор и борец с проклятой плановой экономикой. А главный советский фетиш тех лет – все те же джинсы. Горин же помнит, что в приличных домах детей учили, что попрошайничать нехорошо, а спекуляция – презренное занятие.