Чудо среди развалин

Вирсавия Мельник Чудо среди развалин

I

В Мехико заканчивался очередной жаркий и знойный день. Алый диск солнца спешит скрыться за холмы Сочимилько. Его последние, особенно теплые лучи озаряли небосвод в самых разных оттенках: от светло-сиреневого до ярко-оранжевого. Темные силуэты высоких деревьев, незаурядных хижин были обведены тонким золотом. Узкие каналы, слившиеся с этой картиной и напоминавшие о богатой, длинной истории этого места, ещё старались уловить прощальные огоньки великого светила. Тихую водную гладь иногда беспокоили небольшие лодки — трахинерас. От них доносились смех, веселые разговоры и слабые звуки ансамблей марьячи.

Так, тихо и спокойно, проходил вечер на окраине Мехико.

За этим восхитительным видом наблюдала молодая женщина, стоявшая на балконе своего дома. Она давно не видела этих мест, с которыми было так тесно связано её детство. Её круглое смуглое лицо обвивали темные кудри, небрежно уложенные в хвост, и которых нежно ласкал вечерний ветерок. Она молчала и смотрела. В её глазах было выражено некое чувство беспокойства и боли. Что-то предчувствовало сердце будущей матери. Под ним жила и росла новая жизнь, которая готовилась уже появиться на свет. Женщина нежно провела по животу рукой и ласково на него посмотрела. Это мгновение было настолько прекрасным! Вся красота и величие Божественного творения отразились в нём…

— Дорогая, тебе не холодно? Под вечер здесь холодает, — прервал сладкие минуты внезапно появившийся в дверях супруг. — Может я принесу тебе накидку? — продолжал он.

Она медленно повернулась к нему лицом и еле заметно кивнула.

Через секунду мистер Стивенс появился с клетчатым большим платком. Подойдя к своей любимой, он легонько накинул его на её плечи.

— Успокойся, — сказал он, и в его голосе почувствовалась нотка раздражения. — Нам здесь будет лучше. Вот увидишь. Тем более, это твоя родина. Ты всегда, сколько я тебя знаю, мечтала прогуляться по знакомым улочкам, покататься на лодке по каналу, услышать старую мексиканскую песню. Гертруда, я же стараюсь для нашего счастья, чтобы нам было хорошо!

— Не знаю… — с горечью печали ответила она. — Я предчувствую что-то неладное… Не нужно нам было сюда приезжать… — всхлипывая, добавила молодая женщина.

— Гертруда! — повысил голос мистер Стивенс.

— Уильям, скажи: разве стоит из-за своего убеждения отказываться от всего?! Разве стоит отказываться от своей родной семьи только потому, что ты не согласен с ними в некоторых вопросах? — сказала Гертруда, уже смело глядя на мужа мокрыми глазами.

— Ты опять за своё! — вскричал мистер Стивенс. — Сколько можно наступать на одни и те же грабли?!.. Да, я- атеист! И ты это прекрасно знаешь… Я- атеист, Гертруда! И я не могу более терпеть всё, что связано с Богом, включая и моих родителей!.. «Христишки!»— передразнивая и не без злости произнёс он. — Я было надеялся, что переехав, не услышу о них… но нет, я ошибался! — с этими словами ушёл, громко хлопнув дверью.

Гертруда осталась на балконе одна. Она тихо опустилась на скамейку и с тем же выражением лица продолжала наблюдать за закатом.

II

На следующий день миссис Стивенс застала своего мужа в гостиной, рассматривавшего её медицинскую карту матери. Он с неким умилением глядел на мутные снимки УЗИ, пытаясь хоть что-то понять. Уильям то хмурился, сосредотачивая своё внимание, то улыбался. Смотря на это, улыбалась и жена, не давшая знать о своем присутствии. Немного погодя, она тихо ушла в спальню. Усталость от недавнего переезда ещё не прошла, и будущей матери нужно было отдохнуть…

III

Миссис Стивенс резко открыла глаза и поднялась с постели, стараясь перевести частое дыхание.

Вечерело… Комнату наполнил полумрак… Холод и мурашки пробежались по спине бедной испуганной женщины…

С первого этажа доносились звуки радио. Наверное, Уильям Стивенс включил его, чтобы послушать новости.

Гертруда с трудом встала и, опираясь о стену, а затем о перила лестницы, опускалась к мужу. Звуки радиопередач становились всё громче и отчётливей. Там сменяли друг друга то эстрадные исполнения, то реклама, то объявления, то новости, где говорилось то о жителях Нью-Йорка, то о экономического политике в Европе, то о каких-то сейсмических наблюдениях в районе Северо — Американской плиты и многое другое, но их никто не слушал…

— Уильям… — протянула слабым голосом Гертруда, спускаясь с последней ступеньки.

— Гертруда?… — удивился тот. — Гертруда, что с тобой? Тебе плохо? — подбежал обеспокоенный видом своей жены мистер Стивенс.

— Ай-й-й!.. — с болью простонала она, ухватившись за низ живота. Ей было тяжело дышать и стоять.

Мистеру Стивенсу не нужно было других слов. Он, кажется, догадался в чём проблема. Его сейчас переполняли самые разные чувства: удивления и тревоги, ответственности и великой радости. Но, сумев себя собрать, быстро и аккуратно усадил свою супругу на диван в прихожей.

— Вот, вот… так… — усаживал он её. — Вот водичка. Возьми! — предложил. — Так, всё будет хорошо! Ты самое главное не волнуйся! Ладно? — заботился глава семейства.