Чудо в кулаке (СИ)

Нынешних первокурсников он встретил как обычно, с короткой речью, большей похожей на разведданные для солдат. Это и была война. Она велась до сих пор. И Северус не мог понять, кому это нужно и зачем.

Он сказал им, что они попали на факультет чистокровных, на факультет тех, кто больше остальных чтит и соблюдает Законы Магии. Сказал им, что факультетам Хаффлпафф и Райвенкло у них политический союз. Сказал остерегаться Гриффиндора, не отвечать на их подначки, а лучше тихо проклясть из-за угла, потому что Гриффиндор — любимчики директора. Им простят то, что не спустят другим, их похвалят за то, за что других исключат, и первыми в списке на наказание будут они — Слизерин. Сказал не вестись. Сказал держаться гордо, как подобает им — магам, а не маглам с палочками. Сказал уважать всех, кто уважает их в ответ, и быть выше тех, кто хочет их унизить. Сказал, что все проблемы факультета будут решаться внутри факультета, чтобы никто не увидел их слабости. Сказал не думать о баллах до второго курса. Сказал развивать свои таланты и быть впереди других.

Сказал не быть таким, как он. Никогда.

Потом первокурсников развели по спальням, двое человек на комнату. Расписание им завтра выдадут старосты, они же будут первые два месяца водить их по кабинетам. Теперь он может не думать об этих детях — до завтра. До завтра, когда они станут Слизерин и, соответственно, его подопечными.

Он сидел перед камином и ел поздний ужин, достаточно лёгкий по сравнению с тем безобразием, что творилось на приветственном пиру. Он, конечно, понимал, что у юных мажат энергия на магию уходит просто влёт, и что им есть нужно много, но привычка — страшная сила, и лучше не привыкать так питаться вообще.

Северус не мог сказать, что его дёрнуло выйти, что его дёрнуло пройтись по коридорам, может, какое-то внутренее предчувствие, может, вполне реальное чувство чего-то, но он встал и вышел.

Пройтись по ночному Замку.

Хогвартс стоял в ночной тишине, безмолвный и волшебный, как и, возможно, тысячу лет назад, и как будет стоять тысячу лет спустя. Лёгкие пылинки танцевали в полоске лунного света, медленно вальсируя друг с другом. Шершавые камни отражали этот свет, отчего казалось, что стены Замка светятся, легко и приглушённо, словно ведут куда-то. Северус, пусть никогда не страдал излишним романтизмом, провёл по стене рукой, ощущая пальцами шершавый древний камень. Ведь если затеряться здесь, то тебя ни для кого не будет, пока тебя кто-нибудь не найдёт. Ты будешь не здесь, ты будешь нигде, ты будешь в Замке, что стоит будто бы вне времени. Будто бы нет ни самого Замка, ни времени, ни тебя.

Он заметил свечение в конце коридора, так что спрятался за угол, не рискуя показаться. Мало ли, кто это может быть и что он делает. Необходимо проверить. Узнать.

— Знаете, я просто не могу понять, — Голос светящегося силуэта, который он успел заметить, звучал странно, словно бы говорили несколько человек одновременно. Словно они говорили на разном языке, но одну и ту же фразу. — Я всё ещё ненавижу его. Ненавидел. Но если раньше мне всё казалось очевидным, то теперь…

— То теперь ты смотришь на его поведение рационально, — Второй голос он узнал. Рональд Пруэтт, меньше года назад известный как Рон Уизли. Мальчишка, собственная семья которого пыталась выжечь его Дар. — Ты больше не тот «юноша», которого он ожидал увидеть. Ты прожил 60 лет в другом Мире. Ты видел то, чего он не увидит больше никогда. Конечно, ты его возненавидишь снова.

— Вы мою душу в руки его покровителю дали. Почему вы думаете, что я не возненавижу вас?

— Не возненавидел же, — Весело усмехнулся Пруэтт.

— Не возненавидел, — Подтвердил голос. — Вы с моей душой, как с великой ценностью обращались. А он… я даже не знаю, чего он хотел. Потешить самолюбие? Утешить совесть? Чего он хотел с таким отношением ко мне? Конечно, я сказал, что ненавижу его.

— И пришёл ко мне.

— Вы же знаете, — Голос звучал глухо, с какой-то грустной насмешкой. — Я жил в мире, где весь тот Мир был лишь книгой. Причём, не самой хорошей.

— Так зачем тебе я?

Силуэт замолчал, будто пытаясь подобрать слова.

— Вы сильнее чем они. Они оба, — Голос снова замолчал. — А я договорился, чтобы память моя была со мной сотню лет. Самый долгий срок, который мне предложили.

— И что ты хочешь?

Северус не видел, но ему показалось, что собеседник Пруэтта сглотнул.

— Покровительства. Я хочу вашего Покровительства, — Он выдохнул. — Даже если я буду просто лентой в ваших волосах, они не посмеют меня тронуть. Я не хочу быть тем, кого они хотят видеть.

— Лента в волосах… — Задумчиво пробормотал Пруэтт. — Да, лентой в волосах было бы не плохо. Решено, я, ныне известный в этом Миру как Рональд Феликс Пруэтт, беру тебя, тогда известного в том Миру как Ричард Окделл, сын Эгмонта Окделла, потомок Лита, под своё покровительство до того момента, пока память не покинет тебя и ты не сможешь безопасно уйти на перерождение, чтобы тебя не нашёл тот, кого ты ненавидишь.